Я сплю среди бабочек

Ты пока шумку унеши, — говорит мне Анна, борясь с вязнущей на зубах конфетой и грозя своему потешающемуся над ней мужу маленьким кулачком.

И я спешу через холл к лестнице, когда вдруг замираю на месте, остановленная… заливистым дедовым хохотом, раздающимся со стороны кухни. Быть не может, пораженная, размышляю я: я не слышала, чтобы дед так смеялся равно со дня смерти моей бабушки, а с тех пор минуло не меньше десяти лет… Тогда еще были живы мои родители, если память мне не изменяет. И вот мой дед снова смеется… И не просто смеется — заливается веселым хохотом, от которого дрожат стены этого гостеприимного дома.

Я делаю несколько осторожных шагов в сторону кухни и заглядываю вовнутрь…

Подумаешь, фиалки, вот хлорофитумы — это совсем другое дело! — басит дед в сторону пожилой женщины, с которой они беседуют у кухонного стола, уставленного блюдами с печеньем. — У меня дома шесть видов этого растения и ни одно из них не приказало долго жить… А я посвятил им не меньше восьми лет своей жизни, Глория. Так что сама посуди…

Так называемая Глория негромко посмеивается, хлопая моего деда по колену.

Ну ты, Йоханн, и хвастунишка: знаешь, как заговорить женщине зубы, не так ли?

Будь я мультяшкой — уронила бы челюсть прямо на пол, но в данном случае вместо челюсти из моих рук выпадает спортивная сумка с вещами. Звук ее падения привлек внимание кокетничающей с моим дедом Глории, и та, подхватившись со стула, устремляется прямо ко мне:

О, это, должно быть, наша дорогая Шарлотта, я права? Здравствуй, милая, — и женщина крепко-накрепко обнимает меня, утопив в густом фиалковом аромате своих духов. Я едва успеваю вынурнуть и отдышаться, а она уже продолжает свое восторженное наступление: — Йоханн был прав, ты просто красавица и к тому же, — она касается руками моих волос, — такая… жгучая шатенка. Это просто очаровательно! Я понимаю теперь, почему в последнее время так много слышу о тебе от своих дорогих мальчиков… Похоже, ты их всех очаровала, девочка моя. Я бабушка Алекса, — протягивает она мне свою ладонь, заметив, должно быть, мою растерянность, — и матушка большого парня по имени Адриан, ты с ним, я полагаю, тоже знакома.

Я касаюсь ее руки и утвердительно киваю головой. Это мать Адриана? Час от часу не легче: мой дед флиртует с матерью Адриана… Праведные небеса!

Ты ездила за вещами, милая? — обращается ко мне дед, лихо подруливая на своем инвалидном кресле.

Снова киваю головой.

Она, должно быть, утомилась с дороги, — объясняет он Глории мою молчаливость. — Давай отпустим ее наверх немного отдохнуть… Юные девушки и их нервы, — многозначительно пожимает он своими плечами, и его собеседница понимающе ему улыбается, мол, и сама когда-то была юной девчушкой, к счастью, такой недостаток как молодость, быстро проходит.

Нет, думаю я, поднимаясь по лестнице в свою новую комнату, это вовсе не контузия после взорвавшейся бомбы, это самый настоящий апокалипсис в его чистейшем виде… «Юные девушки и их нервы», передразниваю я слова деда, в очередной раз прокручивая их в своей голове, это надо ж такое придумать. Уму не постижимо!

Я прячусь в своей комнате до тех самых пор, пока Анна Харль самолично не приходит вызволить меня из моего добровольного заточения.

Ты решила бросить меня одну с мамой? — трагическим шепотом осведомляется она, осматривая обстановку моей светло-салатовой комнаты с миленькими занавесками на окнах. Моя спортивная сумка все еще стоит полуразобранной на большом кресле в углу, а розовый пакет из магазина нижнего белья, как назло, торчит одним своим краем из-под покрывала — перед приходом Анны, я как раз исследовала его на предмет чека, пытаясь выяснить стоимость Юлианова подарка.

И по закону подлости Анна, конечно же, тут же замечает его броскую расцветку и хватает его с маниакальным блеском в глазах:

Обновка? — восклицает она, заглядывая в пакет и тут же разочарованно куксится: — О, а где же прелестная тряпочка, которой здесь самое место? Шарлотта, ты просто обязана показать мне ее. У меня, знаешь ли, страсть к подобным вещам… Аксель, — продолжает она заговорническим шепотом, — страсть как любит все эти маханькие кружавчики и мини-мини бантички на самых… ну ты понимаешь, запретных местах. И я ему в этом потакаю… в свою же пользу, конечно. Ну, показывай уже!

Мне не остается ничего иного, как извлечь из-под стопки своего нижнего белья бежевое безобразие, к которому, по словам Анны, был так привержен ее супруг. Интересно, Адриан тоже любит мини-мини бантички на самых… запретных Франческиных местах, истязаю я себя мимоходом? И от этой мысли мне становится по-настоящему худо. Вот ведь дура я ненормальная — нашла в кого влюбляться!

О, боже, Шарлотта, это самая прекрасная тряпочка из всех виденных мною! — ахает между тем женщина, расправляя измятые кружева. — Где ты ее нашла? Я тоже хочу приобрести такую же.

Это подарок, — нехотя признаюсь я, густо краснея.