Я спасу тебя от бури

Чарльз Мартин Я спасу тебя от бури

Для Чарли, Джона Т. и Ривза

* * *

Благодарность автора

Я нахожусь в глубоком долгу перед несколькими талантливыми людьми.

Это мой редактор Кристина Бойс. Она неутомима, исключительно одарена, она сделала мою книгу лучше. Выражаю ей искреннюю благодарность.

Члены команды на Центр-стрит, с большинством из которых я незнаком и которые бескорыстно работают в тени. Спасибо за все, что вы сделали и продолжаете делать.

Крис, мой друг на жизненном пути. Думаю, из этой книги выйдет неплохой кинофильм, но это лишь предположение.

Дейв. Спасибо, дружище.

Билл и Джейсон. Спасибо за то, что постарались. Заведение Смитти всего лишь в одном дне пути от нас. Возможно, мы доберемся быстрее, если позволим Пату сесть за руль.

Клинт и Хейди Смит. Фрагменты этой книги стали всплывать на поверхность, когда мы стояли на террасе вашего ранчо в сильную метель, – хороший был день! Мне повезло подружиться с вами и получить у вас надлежащую подготовку. И если в этой книге есть правда насчет правильного использования оружия, то лишь благодаря вам. Если же это ошибка, то виноват я.

Арт Шарлах. Спасибо за наставление о коровах для невежды, за терпение в ответах на бесчисленные вопросы и еще за первый в моей жизни перегон скота, пусть даже короткий. Мечта стала явью.

Брентли Фостер, техасский рейнджер. Современный Джон Уэйн[1], крутой мужик и мой друг. Техасу повезло с тобой. Спасибо за то, что открыл свой дом для незнакомца и поделился со мной любовью к рейнджерам и всему техасскому.

Кристи. Я люблю тебя. С тобою можно пересечь реку.

Чарли, Джон Т. и Ривз. Я люблю вас.

…Господь твердыня моя, и нет неправды в Нем.

Псалом 91

Часть I

В мертвящем невежестве мы удаляем орган и требуем, чтобы он функционировал. Мы делаем людей бездушными и ожидаем от них добродетельности и предприимчивости. Мы насмехаемся над честью и изумляемся предателям среди нас. Мы кастрируем и приказываем евнухам приносить потомство.

К. С. Льюис

Пролог

Пять лет назад

Энди ухватилась за переднюю луку, вдела ногу в стремя и вскочила на Мэй – подседельную черную лошадь с белыми чулками, пятнадцати ладоней в холке. Я протянул ей поводья, и она взглянула на меня из-под полей шляпы. Легкая насмешливая улыбка. Она шагом подъехала к двери амбара, где последние остатки солнечного света заиграли на ее плечах. Когда она пригнулась под балкой, заскрипело седло – «М.Л. Лидди»[2], которое мы нашли на блошином рынке. Я проверил узел, крепивший седельные сумки, где лежал наш пикник. Она цокнула языком, подтолкнула Мэй пяткой в бок, покрепче натянула шляпу, и лошадь вынесла ее из амбара. Тихо засмеявшись, она бросила через правое плечо: «Кто придет последним, будет чистить лошадей!» Я перекинул левое стремя через седло, поправил шлею и посмотрел ей вслед. Она послала лошадь галопом, и клубы пыли кружились следом за ней. Я видел такую же картину при работающих двигателях реактивного самолета. Если какая-то женщина чувствовала себя на лошади как дома, это была Энди. Ноги полусогнуты, спина прямая, хвостик подскакивает, руки выпрямлены. Когда мы поженились, она участвовала в скачках между бочками[3]. Мышцы внутренней части ее бедер стали такими сильными, что она могла висеть вверх ногами на пятидесятигаллоновой бочке, как ребенок на рукоходе. Я однажды попробовал то же самое, и дело закончилось тремя швами на моей макушке.

Она проскакала через пастбище и исчезла среди мескитовых деревьев и падубов. Я подвел Кинча к выходу, забрался в седло и погладил его гриву.

– Давай не будем заставлять ее дожидаться нас, – сказал я. Он повернулся к реке и шумно выпустил воздух через ноздри, прядая ушами. Я рассмеялся. – Ладно, она может немного подождать.

Мы иноходью дошли до реки, переправились через брод и поднялись на островок, который стал нашим оазисом. Лиственный полог падуба, поднимавшегося из наносной песчаной косы, был известен немногим. Когда-то мы проводили здесь много времени, теперь бывали лишь изредка; отголоски смеха давно стихли ниже по течению реки. Я спешился и сдвинул шляпу назад. Она разложила наш обед на одеяле. Я собирался бодрствовать всю ночь, и она старалась убедиться в том, что я не останусь голодным.

Я помыл руки в реке и уселся напротив нее. Она протянула мне тарелку. Ее щеки стали более худыми и впалыми. Черные круги под глазами, болтающиеся джинсы. Такое с людьми творит одиночество.

– Ты будешь осторожен? – спросила она.