Я спас СССР. Том II

– К нам в основном победные реляции стекаются, не путай их с реальным положением дел. Что происходит на самом деле, знают только в ЦК и в Минсельхозе.

– Ну а что ты хочешь? Эта информация имеет стратегическое значение, нормально, что ее не разглашают.

– Да?.. А что здесь стратегического?

– Лева, включи мозг! Если у нас неурожай и об этом узнают на Западе, цены на пшеничку на биржах взлетят вверх. Будем хлебушек в Канаде втридорога покупать.

– Да… В таком разрезе я не думал. У нас все по пропаганде разговоры.

Вопрос с хлебом сейчас крайне болезненный, и разговоры об урожае зерновых – тема номер один на любой кухне. Власти всячески пытаются убедить население, что повторения неурожайного 1963 года не будет, но народ теперь со скепсисом относится к таким заверениям – обжегшись на молоке…

Умываюсь холодной водой, принимать ледяной душ не рискую, потерплю до общежития. Переночевав несколько раз на даче, начинаю понемногу понимать все «прелести» загородной жизни. Отсутствие горячей воды – одна из них. Каждый раз нагревать бак, разжигая дрова, лень, а о газовой колонке можно пока только мечтать. Что-то мне подсказывает – зимой часто мы сюда ездить не будем. Одно дело – устроить здесь заседание летом, и совсем другое – добираться до дачи по сугробам и отапливать дровами весь этот немаленький дом. Ладно… подумаем об этом после юга, аренда у нас проплачена до октября. На выходе из ванной натыкаюсь на мрачного похмельного Димона. Хмуро кивнув мне, друг заходит в санузел и, судя по звукам льющейся воды, решает принять холодный душ. Герой!..

За завтраком он молчит, на вопросы отвечает односложно, и мы, переглянувшись с Левкой и Леной, оставляем его в покое. Если честно, то мрачное настроение Димона внушает нам опасение, ведь скоро он встретится с Юлей, и чем это закончится, одному богу известно. Оба они резкие, горячие – могут и разругаться вдрызг. Не скажу, что меня это сильно расстроит, но друга жалко – Юлькой он увлекся не на шутку. Одна надежда, что она хотя бы ради поездки на юг проявит благоразумие и поумерит свой гонор.

До города мы долетаем быстро, и настроение Кузнеца после поездки за рулем вроде бы уже не такое мрачное. Так что, может, все еще обойдется и они с девушкой помирятся. Прощаемся с друзьями до вечера, разбегаемся по делам. Я поднимаюсь в общежитие переодеться и закинуть оставшиеся после вечеринки продукты в комнату.

Ровно в десять меня ждут у Пахмутовой на прослушивании готового варианта «Мгновений». Даже интересно, кого она выбрала в исполнители. Очень надеюсь, что чутье ее не подвело и это будет кто-то из молодежи. Хотелось бы, конечно, чтобы Кобзон, – это было бы стопроцентным попаданием, но выбор за композитором.

За рулем по дороге в Черемушки сетую на то, что Русин совсем не умел петь. Вот вроде и голос неплохой – баритон, и музыкальный слух есть – фальшивые ноты слышу, а как пытаюсь что-то спеть – беда полная. И ведь запросы-то у меня скромные, не собираюсь я становиться вторым Магомаевым. Ну хоть какие-то вокальные способности могли бы дать? Хотя бы на любительском, бардовском уровне, как в прошлой моей жизни? Так нет. Сейчас даже до дворового менестреля недотягиваю. Обидно. А как было бы хорошо в субботу в Звездном – взять в руки гитару, исполнить для космонавтов что-нибудь душевное, негромко так… с чувством. Например, песню на стихи Анатолия Поперечного «Трава у дома»:

…И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева.
А снится нам трава, трава у дома,
Зеленая, зеленая трава…

Эх, мечты, мечты…

Открываю рот, пытаясь напеть вполголоса «Мгновения», – из горла снова вырывается какое-то невнятное мычание, словно оно сдавлено обручем, не дающим извлечь правильный звук. Но ведь говорю-то я нормально! И даже кричать могу громко… Перебираю в голове воспоминания Русина – ни травм, ни осложнений после ангины, ни других уважительных причин. Анатомия? Может, просто от природы что-то со связками не так? В досаде обращаюсь к СЛОВУ: ну почему?! В ответ – тишина, нет никакого объяснения.

* * *

24 июля 1964 года, пятница, 10.00.

Ленинград, набережная Невы

На праздничной трибуне рассаживались с церемониями, длинными приветствиями и многочисленными рукопожатиями. Сначала на стул уселся Суслов, рядом с ним министр обороны Малиновский, позади примостились Рашидов и Ефремов. Было уже жарко, мужчины расстегнули пиджаки. Главком ВМФ Горшков в парадном кителе с многочисленными наградами вышел к микрофонам, откашлялся.

– Товарищи матросы и старшины, товарищи офицеры, адмиралы и контрадмиралы!..

В торжественном строю на набережной застыли роты морских пехотинцев, матросов кораблей. В устье Невы в ряд выстроились десантные суда, несколько подводных лодок и сторожевых судов. Все они украшены флажками и вымпелами.

– Слышали уже про Особую службу при ЦК? – Суслов наклонился к Малиновскому, но голос понижать не стал.

Рашидов с Ефремовым навострили уши.