Я спас СССР. Том II

Черт! Вот меня окончательно приземлили на родную планету. Как же я мог забыть о советском правосудии? Конечно, сейчас не сталинские времена, в органах массово не пытают. Свидетель в деле – это уже не свидетель, а подозреваемый. Сегодня – свидетель, а завтра – в тюрьме. По некоторым делам, особенно политического характера, даже и не поймешь, почему один оказался свидетелем, а другой – обвиняемым. «Виноваты» они одинаково, просто следствию так удобнее. Свидетелю сразу же объявляют: за отказ от показаний – одна статья, за ложные показания – другая. Вот и вертись, как хочешь. Народ в основном упирает на «не помню». За плохую память у нас еще не сажают.

– Приехали!

Пока я размышлял, Андрей уже припарковался возле здания Генеральной прокуратуры на Пушкинской улице.

– Ты, главное, ничего не бойся, – проинструктировал меня напоследок Литвинов. – Насчет тебя звонок был, следователь так и вовсе наш. Но сегодня его на допросе не будет.

Я пожал плечами. Будет, не будет… Как мне объяснил Мезенцев, Руденко – это государство в государстве. Третий репрессивный столп, который уравновешивает и КГБ.

Пожал Литвинову руку, с тяжелым сердцем толкнул массивную дверь. За ней оказался пост охраны и проходная с экспедицией. Пропуск на меня уже был заказан, и дежурный отвел прямо в приемную генерального прокурора. Народу в форме тут было полно, и я единственный выделялся своей вызывающей внешностью. В джинсах, в рубашке с закатанными рукавами. Еще и борода. Разумеется, сразу попал под перекрестье недоброжелательных взглядов. Но долго терпеть их не пришлось. Высокомерная худущая секретарша провела меня в кабинет.

Руденко встал из-за рабочего стола, сделал пару шагов навстречу. Синий прокурорский китель с орденскими планками, полное лицо, плешь на голове, пронзительный давящий взгляд, от которого я внутренне поежился.

– Русин? – Генпрокурор махнул рукой в сторону стола для совещаний, уселся во главе. Я приземлился рядом, хрустнул пальцами рук.

– Давай начнем, – Руденко разложил папки с документами, быстро просмотрел какие-то бумажки. Похоже, мое личное дело.

– Тебе двадцать четыре, студент журфака МГУ, русский, кандидат в члены партии. Служил в погранвойсках на турецкой границе… – Прокурор побарабанил пальцами по столу, погрузился в чтение какой-то справки. Видимо, про инцидент с планером.

– Все так. – Я повертел головой. Кабинет Руденко был оформлен в сдержанном стиле. Массивная мебель, тяжелые гардины на окнах, карта СССР с какими-то значками.

Прокурор пошелестел бумагами, задумался. Я тоже погрузился в свои мысли. Но думал совсем о другом: мне надо искать последователей Даниила Андреева. Срочно. Со мной творится что-то непонятное. Я влез в какие-то расклады высших сил, и тут пропасть еще легче, чем в Генеральной прокуратуре. Застряну в каких-нибудь «высших» планах – и привет, кома.

– Про меня тебе все объяснили? – нарушил молчание Руденко.

– Предельно четко, – кивнул я. – Вы, Роман Андреевич, человек «сам по себе», ни к кому еще не примкнули в этой ситуации.

Прокурор удивленно на меня посмотрел. Эх, была не была! Иногда нападение – лучшая защита.

– С точки зрения исторического материализма, – начал я, – Хрущев был обречен. И вы, как умный человек, это понимали. Думаю, о заговоре вам докладывали, и вы внимательно следили за всеми подковерными интригами…

Руденко гневно сжал губы. Взорвется или нет?

– И тут все пошло наперекосяк. Прежних так называемых лидеров протеста – уже нет. Они при любом раскладе «вышли в тираж». Но вот сам протест против политики Хрущева никуда не делся. Думаю, в ЦК уже формируется новый центр, который будет противостоять первому секретарю. И вопрос стоит – как у Горького: с кем вы, мастера культуры? То есть прокуратуры.

– Слишком много на себя берешь, Русин! – Руденко пристукнул рукой по столу. – Это сейчас ты хрущевский любимец, его спаситель, можно сказать… Хотя и тут очень много подозрительных странностей. Но если я решу тебя закрыть – просто ради профилактики, – никакой Хрущев тебя не спасет. Да и не станет он этого делать.

– Закрывайте, – спокойно ответил я. СЛОВО молчит, никаких намеков мне «сверху» не посылают. Если бы была опасность, я бы уже узнал. А значит, Руденко решил остаться над схваткой. Так ему удобнее – присоединится потом к победителям. – Никаких показаний я вам давать не буду. Я под подпиской и обязан ее соблюдать.

– Мне высморкаться на твои подписки! – хладнокровно парировал прокурор. – Тут и не такие «секретные» сидели, сопли лили на пол. Про Пеньковского слышал? Тоже под подписками был. Весь ими был увешан, как елка игрушками. Знаешь, чем закончил? Живьем в крематории сожгли, тварь такую! В назидание таким «секретным», как ты.

Пугает. А мне не страшно. По-настоящему пугают в камерах на Лубянке.

– Чаю можно? – Я поднял глаза, мысленно сосчитал до десяти. – Или кофе.

Руденко не успел ответить на мою наглость, раздался звонок телефона. Он молча дотянулся до телефона спецсвязи, снял трубку.