По коридору и, правда, идет мрачный Мезенцев. Генерал осунулся, а на лице прибавилось морщин.
— Русин? Что ты тут делаешь?
— Дело жизни и смерти.
Я делаю глубокий вдох, стараюсь успокоиться. Надеюсь, генерала удар не хватит — они тут тренированные. Мезенцев внимательно на меня смотрит, открывает дверь — Ну пошли.
— Товарищи — генерал обращается к присутствующим — Прошу прощения, срочное дело. Андрей, принимай звонки.
Мы вошли в большой кабинет с длинным столом для совещаний. Книжные шкафы были пусты, и вообще в помещении ощущался дух переезда. На полу коробки с документами, на стенах заметны следы от висевших там ранее картин.
— Взял пока Литвинова к себе адъютантом. Прежний с язвой в больницу слег — генерал уселся за рабочий стол, кивнул на Филипс — Ну давай, уже включай.
Догадливый. Я тяжело сглотнул.
— Был у Брежнева дома, он мемуары хочет про свое фронтовое прошлое.
Мезенцев насмешливо хмыкнул.
— И вот что случайно попало на пленку — я жму кнопку воспроизведения. — А Хрущев сегодня в полдень летит в Свердловск.
Генерал слушает молча. Не ругается, ничего не спрашивает. Взгляд застыл, рука с силой сминает так и не зажженную сигарету. Запись заканчивается, я выключаю Филипс. Мезенцев бросает быстрый взгляд на наручные часы.
— КТО ЕЩЕ ЗНАЕТ О ПЛЕНКЕ?!
Генерал сходу ухватил главное.
— Аджубей — я повесил голову, тяжело вздохнул — Первым делом пошел к нему. А у него… в общем, случился сердечный приступ. В больницу увезли.
— Слушали у него в кабинете?
— Да.
— Вы мудаки! И ты, и он.
— Зачем же так грубо?!
— Потому, что кабинет Аджубея прослушивается!! — Мезенцев бросает еще один взгляд на часы, что-то быстро подсчитывает в уме, шевеля губами.
— Значит, Захаров уже знает — сам себе говорит генерал — Кабинет выведен «на кнопку», о таком ему сразу же сообщают. И хоть запись неважного качества, нам нужно готовиться к худшему.
Мезенцев бросает смятую сигарету в пепельницу, открывает сейф. Достает черный, вороненый ТТ.
— Стрелял из такого в части?
— Да… — в ответ мямлю я. Черт. Как все обернулось-то…
Беру пистолет, выщелкиваю магазин. Полный. Передергиваю затвор. Мезенцев тоже вооружается точно таким же черным ТТ.
— Аджубей сказал, что поскольку Хрущев в полдень вылетает из Внуково, заговорщики…
— Рот закрой. Вы с Аджубеем уже нас всех закопали на три метра под землю.
— Нас? Вы с нами?
Генерал не отвечая, берет трубку белого телефона с гербом. Вертушка.
— Павел Евсеевич? Доброе утро, Мезенцев. Звоню сообщить, что в связи с осложнением оперативной обстановке в Москве, объявлена повышенная боеготовность по всем подразделениям…. Да, и для вас в первую очередь. Поднимайте первый и второй полк в ружье, сажайте на УРАЛы и БТРы и ждите приказа. Вам позвонит лично Никита Сергеевич и поставит задачу. Не отходите, пожалуйста, от вертушки.
— Да. Личному составу пока можно сообщить об учениях.
— Нет, не знаю. Но догадываюсь.
— Павел Евсеевич! Ладно, но только вам. Действуем по плану Альфа-прим. Да, все так серьезно. Почему не Захаров звонит? Он экстренное совещание со всеми нашими службами проводит. Вы же знаете, какая у нас чехарда началась в связи с отстранением Семичастного. Я и сам только в курс дела вхожу. Все. Отбой.
Мезенцев смотрит на меня тяжелым взглядом.
— Вы подняли в ружье дивизию Дзержинского?!
— Если ее не поднял бы я, то это сделали бы Захаров с Семичастным. Я его видел в здании с утра. И тогда они выполняли бы их приказание.
Да… Дела. Дивизия Дзержинского это не армейцы. Базируются под Балашихой — им быстрым ходом сорок минут до Кремля. Бл… Что я устроил?! Так гражданские войны и начинаются. Я осторожно кашлянул:
— Э… и что дальше?
— А вот что — Мезенцев опять кому-то звонит — Сергей Семенович? Доброе утро, Мезенцев. Уже по голосу догадываетесь?
Генерал грустно усмехается.
— Да, боевая тревога. Кремлевский полк в ружье. Действуем по плану Альфа-прим. Будьте пожалуйста, у телефона — Никита Сергеевич детали объяснит лично. Дивизию Дзержинского я тоже поднял. Так что… Да вы все правильно поняли, могут появится рядом с вами… Резкое осложнение оперативной обстановки. Это пока все, что я имею право сообщить. Да, ждите разговора с Хрущевым.
Я понимаю, что Мезенцев звонил коменданту Кремля. Всех поднял.
— А теперь последний, самый сложный звонок, и едем — Генерал закрывает глаза, делает глубокий вдох, выход. Решительно набирает следующий номер.
— Полковник Литовченко? Доброе утро. Да, Мезенцев. Никифор Трофимович, вы сейчас где? Во Внуково? Отлично. Никита Сергеевич уже выехал? Интересуюсь потому, что получена оперативная информация о готовящемся покушении. Почему я звоню, а не Захаров? Он как раз проводит совещание по этому вопросу с оперативным составом 9-ки. Да, проверяем, вводим усиленный режим. Нет, разворачивать кортеж не надо, ситуация под контролем. Я сейчас к вам выезжаю во Внуково, и лично доложу Никите Сергеевичу всю информацию. А там уже сообща примем решение о полете. Предварительно…?