— Проводи.
— Не нужно, — вмешиваюсь я — дорогу туда я знаю.
Мы в сопровождении двух автоматчиков идем по коридорам особняка вчерашним путем, в голове моей ощущение полного дежавю. Суток не прошло, как я снова здесь и снова вижу все эти стены, эти двери и прекрасный сад за окнами. Словно и не было ничего — ни пленки, ни бессонной ночи, ни стрельбы на Лубянке… Как и вчера, входим в просторную светлую комнату с камином, и снова там за столом сидит Брежнев — правда, сегодня он не в спортивном костюме, а в темных брюках и в белоснежной рубашке. На столе перед ним снова графин с водкой и пепельница, полная окурков. Чувство дежавю усиливает мерное тиканье настенных часов и открытое окно с развивающимися на сквозняке занавесками…
Из вчерашней картины резко выбивается только черный пистолет, лежащий рядом с пепельницей, и пиджак, небрежно брошенный на спинку стула. Да еще свернувшийся змеёй темный галстук на белоснежной скатерти стола. Видно, Брежнев куда-то собирался с утра, но плохие новости отменили его планы. Теперь вот сидит, напивается с горя — графин ополовинен.
— Комитет Государственной Безопасности. — Литвинов делает отмашку ксивой и сразу берет быка за рога — Гражданин Брежнев вы арестованы, сдайте личное оружие.
— Явились, вороны — Ильич не трогается с места — Кровь почуяли?
— Кровь — это скорее по вашей части — не могу смолчать я.
Брежнев переводит на меня тяжелый мутный взгляд, и в глазах его отражается узнавание.
— Русин, ты что ли…?! Так ты тоже оказывается, из этих… — он кивает на Литвинова и морщится так, словно лимон проглотил.
— Леонид Ильич, с чего вдруг такое пренебрежение к КГБ? У вас вон в друзьях сразу три Председателя Комитета — бывший, отстраненный и исполняющий обязанности! Это я про Шелепина, Семичастного и Захарова.
— В друзьях? — пьяный Брежнев нехорошо улыбается — Не смеши, Русин! Где они, эти друзья?! Втянули в свою аферу, а сами начали действовать за моей спиной…
— Так вы же не маленький, знали, на что шли, когда давали свое согласие на убийство Хрущева.
— Да не хотел я его смерти! Думал просто выиграть время и мирно Никиту на пенсию отправить.
Хорошая попытка отмазаться. Даже сделаю вид, что верю. Только ведь в моей истории именно Брежнев настаивал на физическом устранении Хрущева — собственно Семичастный прямо рассказывает об этом в своих мемуарах.
— А вот подельники ваши по-другому решили. Переиграли они вас, Леонид Ильич!
— Чему радуешься, Русин? Думаешь, Никита тебе всю оставшуюся жизнь благодарен будет? Так он добра не помнит — завтра перешагнет и забудет! А вот я в отличие от него умею быть благодарным. Промолчал бы, не лез, куда не надо — мог бы большим человеком стать, Русин.
— А я не за спасибо стараюсь, и не за блага. Мне, Леонид Ильич, за державу обидно, — повторяю я слова Верещагина, которые тоже пока никто не слышал — Только вам боюсь этого не понять.
В этот момент я уже подошел к столу и, дотянувшись, подхватываю за ствол брежневский пистолет. Его наградной «вальтер» даже не снят с предохранителя. Брежнев с тоской провожает его глазами.
— Знаешь… я хотел ведь сначала застрелиться — Ильич оборачивается на щелчок Зенита. Это Димон творит фото историю — …потом подумал: а какого черта…?
Застрелиться? Да кишка у тебя тонка! На такое ведь тоже большое мужество требуется.
Литвинов, заметив на тумбе телефон, поднял трубку, и набрал городской номер.
— Товарищ генерал? Это лейтенант Литвинов. Задание выполнено, куда прикажете доставить арестованных? …Понял. Минут через сорок будем. Есть, исполнять!
И скомандовал, обернувшись к Брежневу — Арестованный, пойдемте!
Брежнев встал из-за стола, покачнувшись, потянулся за пиджаком. Хотел надеть его, но потом махнул рукой и просто накинул на плечи. Нетвердой походкой направился к двери.
Стоило нашей группе выйти в холл, как к нам навстречу бросилась модно одетая и очень самоуверенная брюнетка.
— Папа, что здесь происходит?! Кто все эти люди, и почему твоя охрана разоружена?
Глаза разъяренной Галины Брежневой сверкают праведным гневом, присутствие вооруженных людей ее совершенно не смущает. Она по-своему красива и совершенно бесстрашна — распихивает вооруженных солдат, сминая их своим напором, и через минуту уже крепко обнимает отца.
— Галя… — Брежнев явно не знает, как объяснить дочери происходящее, растерянно гладит ее по плечу.
Я решаю придти к нему на помощь, чтобы не задерживать наш отъезд, но щадить чьи-то нервы я не собираюсь.
— Галина, ваш отец арестован за участие в антиправительственном заговоре.
Женщина резко разворачивается ко мне.
— Для вас Галина Леонидовна! И что еще за чушь, какой еще заговор?!
— Покушение на Никиту Сергеевича Хрущева. Прощайтесь с отцом, нам нужно идти.
— Что вы несете?! Никита Сергеевич вообще в курсе происходящего?
Приходится сунуть ей под нос бумагу-индульгенцию. Самоуверенности в ней резко убавляется, но отступать она все равно не собирается?
— И куда вы собираетесь его везти?
— Пока на Лубянку — Литвинов хмуро поглядывает на часы. Солдаты переминаются с ноги на ногу, таращатся на окружающую роскошь.
— Я сейчас же позвоню Захарову!