Я спас СССР. Том I

Заславский покопался в ящиках стола, вытащил папку, куда были подколоты разные вырезки из газет. Фельетон был обведен черным.

«Пятилетний Вовка, крепко держась за мамину руку, возвращался из детского сада домой…» — хорошее начало. Просто фильм ужаса. Я посмотрел на Заславского — он мне лишь покивал сочувствующе. Дальше — больше. Бернес таранит пассажиров, выходящих из трамвая. Скрывается с места преступления. Погоня. Марка догоняет ОРУДовец, пытается открыть дверь. Бернес обещает того задавить… «Десять метров тащила «Волга» за собой инспектора, а потом, освободившись от него, снова пустилась наутек»… Наконец, машина останавливается. Но для чего? Правильно, в нее садиться пассажирка (намек на Извольскую). Инспекторы, вытаскивают Бернеса.

«..Кинозвезда бушевал. Он требовал к себе уважительного отношения как к звезде первой величины. Марк Наумович претендовал на снисходительность в силу его особых заслуг перед советской кинематографией. Кроме того, он ссылался на свою пылкую любовь к автомобилизму. К кому же, как не к нему, владевшему уже шестью различными машинами, работники ОРУДа должны питать особо нежные чувства?

Но нам думается, что для кино— и иных «звезд» ни на московских, ни на ленинградских, ни на одесских перекрестках нет нужды изобретать какие-то особые, персональные светофоры. И совершать прогулки за рулем машины, подвергая опасности жизнь прохожих, не уважая наших порядков, непозволительно даже Марку Наумовичу Бернесу».

Я дочитал фельетон и уставился в окно. Это все надо было переварить.

— После этой статьи — Заславский забрал у меня газету — Марка прекратили приглашать на концерты и снимать в кино. Изольда его бросила, Бернес перебивался озвучкой ролей.

— Может быть не стоило таранить пассажиров трамвая? — осторожно поинтересовался я. Наезд Аджубея через газету выглядел отвратительно, но и Бернес тоже повел себя ужасно.

Мы опять помолчали.

— Ты не передумал? — наконец, с некоторой обреченностью в голосе спросил Заславский — Сам Аджубей в разъездах, но его зам мне кое-что должен…

— Не передумал.

— Хорошо, я позвоню — декан тяжело вздохнул — Какая вторая просьба?

— Две пачки бумаги.

Заславский настороженно побарабанил пальцами по столу.

— Зачем?

— Идея одного романа в голову пришла.

— Какой роман, Русин?! На дворе сессия.

— У меня уже все зачеты сданы. Половина автоматом — я вытаскиваю зачетку из портфеля, подаю ее декану. Тот ее бегло просматривает.

— Алексей, скажи мне, что ты не собрался писать что-то… запрещенное или пограничное…

— Мы пограничники охраняем границу, но не переходим ее — я засмеялся.

Заславский тоже улыбнулся.

— Как только черновик будет готов — декан наставил на меня указательный палец — Тут же копию мне на стол. Тут же! Это понятно?

— Предельно ясно.

Декан опять покопался в ящиках тумбочки, протянул две пачки сероватой бумаги. Я как величайшую драгоценность, прижал их к груди и метнулся обратно в библиотеку.

* * *

— АААА!

Громкий женский крик выдернул меня обратно в реальность. Рядом с моим столом стояла та самая молодая библиотекарша. Руки прижаты ко рту, глаза круглые, словно блюдца. Вокруг начинают собираться студенты. Подходит пожилая преподавательница. Кажется, русского языка.

— Маша в чем дело?

— Я иду мимо, а он — библиотекарша тычет в меня пальцем — Печатает, закрыв глаза.

Вот же засада! Запалили меня. А я ведь так удобно устроился. Дар позволял не только попасть в любой день и минуту, но и остановить память в нужный момент.

Закрываю глаза. Проматываю плёнку кинофильма "Моя жизнь" и останавливаюсь на 14 Мая 1978-й года.

На меня наваливается тяжёлый аромат цветущей возле подъезда сирени. Во дворе сосед заполняет багажник "Москвича" многочисленными свертками. Сегодня воскресенье и он едет на дачу. Из раскрытой двери балкона доносится мамин голос.

Я резко закидываю голову и вглядываюсь в голубое небо, которое перечёркивает белоснежный след от самолёта. В слезящиеся глаза бьёт яркое солнце и я опускаю голову вниз. На коленях лежит раскрытая на первой странице книга Семенова "Майор Вихрь"…

"Председатель имперского народного суда Фрейслер то и дело срывался на крик. Он просто не мог слушать показаний обвиняемого, перебивал его, стучал кулаком по столу и чувствовал, как от гнева холодеют ноги."

Фиксирую в сознании открытый лист книги и начинаю перепечатывать. Только каретку машинки успевай двигать.

— Это специальный метод печати. Называется слепой — я начинаю объяснять окружающим — Пальцы фиксируются на литерах, у каждого пальца есть «свои» буквы.

— Ну так печатают многие машинистки — соглашается преподавательница.

— Но они же смотрят на лист! — удивляется библиотекарша.

Они-то смотрят, а вот я не могу одновременно разглядывать «скриншот» памяти и лист. Так что приходится закрывать глаза. Ошибок становится больше, но перепечатка — спасает.

— Тренируюсь — туманно отвечаю я. Народ пожимает плечами, расходится. А я разглядываю получившийся результат. Первая глава Вихря готова. Кроме названия книги, я и псевдоним главного героя поменял. Капитан Шторм. На всякий пожарный.