Я спас СССР! том 2 (СИ)

– Да, как ты не понимаешь, Алексей! – горячится Юра, – Я летчик! Небо – моя жизнь, я с детства мечтал летать! «Восток» допускает ручное управление, но, в основном, там работает автоматика. И в каждом новом космическом корабле ее становится все больше и больше. Вот увидишь, придет время и военных летчиков там запросто заменят бортинженеры. Наши летные навыки будут никому не нужны!

– Ну, это ты преувеличиваешь! Такие времена настанут еще очень нескоро.

Гагарин расстроено машет рукой:

– Может, и не скоро. Но обязательно настанут. И летчиком я себя чувствую только в небе на своем самолете, когда всем телом ощущаешь рев турбин, когда перегрузка вдавливает тебя в кресло на крутом вираже… Да, она намного меньше, чем при входе в атмосферу, но как вспомню петлю Нестерова, «бочку», «горку» – душу мою просто черная тоска захлестывает. Бывало, после посадки комбинезон снимешь – его можно хоть выжимать от пота. Вот это жизнь! Настоящая жизнь. А они мне запретили летать, небо теперь только по ночам снится.

– Сочувствую…

А что я еще могу ему сказать? Что они абсолютно правы? Но смерть все равно найдет его в небе, как не беги от нее. И никак не уберечь его от этой участи. Наверное, такая героическая смерть самая желанная для настоящего летчика – умереть не от дряхлой старости в постели, а на пике своей славы и на боевом посту – в кабине самолета. Смогу ли я что-то изменить в его судьбе? Не знаю. Но обязательно постараюсь. А вот сказал бы Юра мне спасибо за такое вмешательство – большой вопрос…

* * *

Какой садист придумал ночные поезда? Не известно. Но я бы хотел взглянуть в глаза этому человеку. Таких как я, уставших и заспанных встречающих, на перроне Курского вокзала было человек с полста. И все ждали поезд Мин. Воды-Москва. Мужики курили, дамы зевали, прикрывая рты ладонями и тихонько переговариваясь. Периодически нас оглушал визгливый женский голос из динамика, объявлявший прибытие или отправление того или иного состава. И как только живут окрестные жители? Это же, хочешь или нет, во сне все расписание вокзала изучишь. Если сможешь, конечно, заснуть.

Наконец, показался и наш поезд – пожилой тепловоз старых серий. Кряхтя и гремя сцепками, он подошел к перрону. Первой из нужного мне вагона выглянула Вика. Взвизгнула от радости, и проскочив мимо обалдевшей проводницы, которая даже не успела протереть поручни, бросилась мне на шею. От родного запаха мигом закружилась голова, и заполошно застучало сердце. Вика была одета в цветной сарафан и легкую кофточку. На голове – синий платок, который тут же сполз и был сдернут прочь. Под ним обнаружился обычный хвостик, стянутый резинкой.

– Пойдем, поможешь с вещами.

Мы пропустили выходящих из вагона замученных пассажиров, поднялись в тамбур. В Викином купе оказалось несколько сумок, чемодан и пара баулов. Увидев мой изумленный взгляд, подруга затараторила, пытаясь меня успокоить:

– Мама передала консервированные помидоры, огурцы, сало в банке. Дед – целый мешок яблок насушил. Представляешь, в округе у яблонь ветки ломятся – такой урожай. Привезла сушённых грибов немного, вяленых лещей. Бабушка – яблочного варенья наварила, пастилы насушили. И я еще собрала слив, но совсем чуть-чуть, ведь они только начали созревать.

– Короче, голод нам не грозит! – резюмировал я, подхватывая одной рукой Викин чемодан и большую сумку, а другой оба баула.

– Не грозит!

Отказавшись от услуг грузчиков, я хоть и с трудом, но все-таки дотащил домашние воронежскиегостинцы до Волги. Поставил все это «богачество» в обширный багажник и с облегчением выдохнул.

– Ой, а я думала, машина – это временно – Вика разглядывала велюровый салон, потом потрогала руль в черной оплетке. Мы нечаянно соприкоснулись руками, и на лице девушки появился румянец, глаза заблестели. У меня тоже по телу прокатилось возбуждение. Свернув с дороги, я врубил заднюю передачу, заехал в темный, неосвещенный переулок. Лишь вдалеке светили фонари вокзала и подсветка огромного лозунга на крыше многоэтажного дома: «Сделаем Москву образцовым коммунистическим городом!».

Впрочем, коммунистическая судьба столицы меня совсем не волновала. Рука сама легла на колено Вики и поехала вверх, собирая ладонью юбку сарафана.

– Ой, что ты делаешь, Леша?! – Поздно милая, я уже впился жадным поцелуем в девичью шею. – Нельзя тут! Люди же кругом…

– Вик, ну какие люди?! Ночь на дворе.

В переулке и, правда, ни души. Как, впрочем, и на площади трех вокзалов.

Моя рука добралась уже до трусиков Вики, язык коснулся мочки уха. Это явно подействовало на девушку. Она часто задышала и сделала последнюю безуспешную попытку вырваться:

– Леша, стыдно же! Увидят!

– Не увидят, темно! – я уже стягивал одной рукой трусики, мысленно благодарю создателей 21-й Волги за сидение диваном – не надо ничего опускать. Руки Вики тем временем нетерпеливо расстегивали пряжку ремня на моих брюках, а я уже шарил ладонью под бюстгальтером – Вика… как же я соскучился…!