Черт! Вот меня окончательно приземлили на родную планету. Как же я мог забыть о советском правосудии? Конечно, сейчас не сталинские времена, в органах массово не пытают (хотя прокурор никогда прямо об этом не скажет: «Не хотите признаваться. Ну-ну, вам же хуже будет». А что хуже то?). Свидетель в деле – это уже не свидетель, а подозреваемый. Сегодня свидетель – завтра в тюрьме, и основное свойство свидетеля – нежелание превратиться в обвиняемого. По некоторым делам, особенно политического характера, даже и не поймешь, почему один оказался свидетелем, а другой – обвиняемым. «Виноваты» они одинаково, просто следствию так удобнее. Свидетелю сразу же объявляют: за отказ от показаний – одна статья, за ложные показания – другая. Вот и вертись как хочешь. Народ в основном упирает на «не помню». За плохую память у нас еще не сажают.
– Приехали!
Пока я размышлял, Андрей уже припарковался возле здания Генеральной прокуратуры на Пушкинской улице.
– Ты главное, ничего не бойся – проинструктировал меня напоследок Литвинов – Насчет тебя звонок был, следователь так и вовсе наш. Но сегодня его на допросе не будет.
Я пожал плечами. Будет, не будет… Как мне объяснил Мезенцев – Руденко – это государство в государстве. Третий репрессивный столп, который уравновешивает МООП и КГБ.
Пожал Литвинову руку, с тяжелым сердцем толкнул массивную дверь. За ней оказался пост охраны и проходная с экспедицией. Пропуск на меня уже был заказан и дежурный отвел прямо в приемную Генерального прокурора. Народу в форме тут было полно, и я единственный выделялся своей вызывающей внешностью. В джинсах, в рубашке с закатанным рукавом. Еще и борода. Разумеется, сразу попал под перекрестье недоброжелательных взглядов. Но долго терпеть их не пришлось. Высокомерная худущая секретарша провела меня в кабинет.
Руденко встал из-за рабочего стола, сделал пару шагов навстречу. Синий прокурорский китель с орденскими планками, полное лицо, плешь на голове, пронзительный давящий взгляд, от которого я внутренне поежился.
– Русин? – Генпрокурор махнул рукой в сторону стола для совещаний, уселся во главе. Я приземлился рядом, хрустнул пальцами рук.
– Давай начнем – Руденко разложил папки с документами, быстро просмотрел какие-то бумажки. Похоже мое личное дело.
– Тебе двадцать четыре, студент журфака МГУ, русский, кандидат в члены Партии. Служил в погранвойсках на турецкой границе… – прокурор побарабанил пальцами по столу, погрузился в чтение какой-то справки. Видимо, про инцидент с планером.
– Все так – я повертел головой. Кабинет Руденко был оформлен в сдержанном стиле. Массивная мебель, тяжелые гардины на окнах, карта СССР с какими-то значками.
Прокурор пошелестел бумагами, задумался. Я тоже погрузился в свои мысли. Но думал совсем о другом: мне надо искать последователей Даниила Андреева. Срочно. Со мной творится что-то непонятное. Я влез в какие-то расклады высших сил и тут пропасть еще легче, чем в Генеральной прокуратуре. Застряну в каких-нибудь «высших» планах и привет, кома.
– Про меня тебе все объяснили? – нарушил молчание Руденко.
– Предельно четко – кивнул я – Вы, Роман Андреевич, человек «сам по себе», ни к кому еще не примкнули в этой ситуации.
Прокурор удивленно на меня посмотрел. Эх, была – не была! Иногда нападение – лучшая защита.
– С точки зрения исторического материализма – начал я – Хрущев был обречен и вы, как умный человек, это понимали. Думаю, о заговоре вам докладывали, и вы внимательно следили за всеми «подковерными» интригами…
Руденко гневно сжал губы. Взорвется или нет?
– И тут все пошло наперекосяк. Прежних лидеров, так сказать, протеста уже нет. Они при любом раскладе вышли «в тираж». Но вот сам протест против политики Хрущева никуда не делся. Думаю, в ЦК уже формируется новый центр, который будет противостоять 1-му секретарю. И вопрос стоит как у Горького. С кем вы мастера культуры? То есть прокуратуры.
– Слишком много на себя берешь, Русин! – Руденко пристукнул рукой по столу – Это сейчас ты хрущевский любимец, его спаситель можно сказать… Хотя и тут очень много подозрительных странностей. Но если я решу тебя закрыть, просто ради профилактики – никакой Хрущев тебя не спасет. Да и не станет он этого делать.
– Закрывайте – спокойно ответил я. Слово молчит, никаких намеков мне «сверху» не посылают. Если бы была опасность, я бы уже узнал. А, значит, Руденко решил остаться над схваткой. Так ему удобнее – присоединится потом к победителям – Никаких показаний я вам давать не буду. Я под подпиской и обязан ее соблюдать.
– Мне высморкаться на твои подписки! – хладнокровно парировал прокурор – Тут и не такие «секретные» сидели, сопли лили на пол. Про Пеньковского слышал? Тоже под подписками был. Весь ими был увешан как елка игрушками. Знаешь, чем закончил? Живьем в крематории сожгли, тварь такую! В назидание таким «секретным», как ты.
Пугает. А мне не страшно. По-настоящему пугают в камерах на Лубянке.
– Чаю можно? – я поднял глаза, мысленно сосчитал до десяти – Или кофе.