Начну с «Большевиков» Шатрова. Самая успешная пьеса про Ленина. Максимальные сборы. «Так победим!» отдам Кузнецову, «Революционный этюд» – Когану. Студенческий подряд. И охват!
Уже на выходе из читального зала меня подзывает к себе пожилая библиотекарша.
– Ты Русин?
– Я
Ведет к себе в кабинет.
– Тебя – мне протягивают трубку желтого телефона
– Русин. Слушаю.
– Ой, наконец! – в трубке раздается взволнованный женский голос – Еле нашла. В общежитие звонила три раза. Никак не могу вас застать.
– А в чем собственно дело?
– Ой, простите, я не представилась. Элла Петровна, редактор программы «Голубой огонек». Мы завтра в час дня записываем субботний выпуск, хотели бы пригласить вас к нам на Шабловку. Прочитаете пару своих стихов. Сможете?
– А почему я? – даю немного удивления. Все развивается как-то очень быстро. И это в медленном, неторопливом Советском Союзе.
– Говорят, вы – восходящая звезда отечественной поэзии – в голосе Эллы Петровны слышится кокетство – Комсомолка пишет о вас хорошо. Где, кстати, можно познакомиться с вашим творчеством?
– Пока нигде. Книга еще не издана.
Вот еще одна головная боль. Мало мне пьес, теперь еще сборник стихов делать.
– Хорошо, я приеду
– Замечательно! В час. Пропуск будет на проходной, вас проводят. Не забудьте паспорт.
Вернувшись в общагу, тихонько включаю Спидолу. Надо же узнать, что в мире творится – вдруг на ТВ спросят мое мнение. Хотя такие программы делают по шаблону. Минута на героя, по утвержденному сценарию. Да и кого интересует мнение студента Русина?
Димон уже спит, Индустрий за столом вполголоса повторяет неправильные английские глаголы.
А я слушаю Маяк. Практически ничего интересного. ВВС США совершили первый налёт на освобождённые районы Лаоса. Десятки погибших. Позор американской военщине. Никита Сергеевич открыл Ассуанскую ГЭС. Да здравствует дружба между советским и египетским народом. И все в таком духе. Так и не услышав ничего ценного, ложусь спать. Утро вечера мудренее.
Меня бьет легкий мандраж. Все-таки святая святых советской литературы – правление Союза писателей СССР. Большой желтый особняк с надписью «охраняется государством». Бывшая городская усадьба князей Долгоруковых. Во дворе – памятник Толстому. Тот с угрюмым видом смотрит на ту суету, что царит на территории усадьбы. Останавливаются черные Волги и Москвичи, писатели быстрой снуют по парадной лестнице, бегают какие-то курьеры...
– Ты выглядишь… как… – Вика пытается подобрать нужное слово, но не может
– Я не просил тебя идти со мной – огрызаюсь я. Сам в напряжении. Это мой бенефис. Нельзя второй раз произвести первое впечатление.
– Вот! Моряк. Ты выглядишь как моряк. Хотя нет, как геолог! Только что вышел из тайги – находится Вика. Девушка на моем брутальном фоне выглядит воздушным созданием. Юбка-колокольчик в горошек, легкая белая блузка. Косички расплела – волосы убраны в длинный хвост.
Я же с помощью фарцовщиков принял образ старика Хэма. Массивные немецкие ботинки, черные джинсы, свитер под горло. Рукава подтянул до локтя. На правом запястье – часы. Почему не на левом? А пусть спросят, внимания проявят. Пока еще небольшая бородка дополняет мой имидж. Спустя лет пять по этому пути пойдут сотни графоманов. В 65-м году в Союзе будет издан 4-х томник великого писателя с фотографиями. Все примутся копировать Хемингуэя. Но сейчас я первый.
– Я не могла не пойти – хихикнула Селезнева – Надо же насладиться реакцией публики.
Девушка берет меня под левую руку. В правой – папка с романом. Мы уверенным шагом поднимаемся по лестнице, входим внутрь. На входе сидит строгая вахтерша. Она требует от посетителей удостоверение члена Союза писателей. Нет удостоверения? Иди в экспедицию, дозванивайся, оформляй пропуск. Если дадут. Правление одно – попрошаек от литературы много.
Первый экзамен. Вахтерша смотрит на меня, потом на Вику. Ее взгляд мечется между нами, женщина явно в ступоре. Действует! Уверенным шагом проходим мимо. На нас смотрят все присутствующие в фойе. Мужчины, женщины… Воцаряется тишина.
Планировки я не знаю, но спокойно поворачиваю направо в коридор. И не ошибаюсь. Тут лестница, рядом с которой курит пожилой усатый мужчина в полувоенном френче.
– Это же Шолохов!! – шепчет мне на ухо Вика. В ее голосе восторг. Вот и сходила на экскурсию.
– Михаил Александрович – спокойно произношу я – Мое почтение. Федин у себя?
Шолохов внимательно нас рассматривает. Медленно. Сначала меня, потом Вику. Девушка вспыхивает от смущения.
– Мы знакомы? – нейтральным тоном интересуется писатель. Через год Шолохов получит Нобелевскую премию по литературе и станет самым именитым советским прозаиком. И пожалуй, самым неоднозначным. Выступал против Пастернака, давил своим авторитетом Солженицына...
– Пока нет, но никогда не поздно – перекладываю папку в левую руку, протягиваю ладонь – Русин. Алексей. Объединение писателей-метеоритов
– Даже так? – Шолохов иронично поднимает бровь, но руку жмет – Вообще, по правилам этикета сначала представляют дам
– Ах да, где мои манеры – Виктория Селезнева. Моя муза.