Я смотрю хоккей

Вот какого партнера получили мы со Старшиновым. Очень уж многое в нем вызывало наш внутренний протест. Каждый из нас тоже имел право считать себя солистом, но всю свою хоккейную жизнь мы исповедовали одну веру — веру в коллективную игру. Мы не без основания считали, что именно ею в первую очередь и сильна наша тройка. Ломать себя, менять свои убеждения мы, люди, которым такая игра принесла и признание, и победы, и медали, не хотели и не могли ради мальчишки, еще, в общем, ничем себя в хоккее не проявившего. Да и к чему менять то, что всегда приносило самые лучшие плоды?

Нет, с юным Зиминым мы не церемонились, как церемонились в Тампере с уже взрослым, сложившимся игроком Анатолием Ионовым. Мы шпыняли его, мы не стеснялись с ним в выражениях, мы ссорились с ним и на поле, и на скамейке запасных, и на тренировках. Он обижался, огрызался, просил перевести его в другую тройку. Но, с одной стороны, нас поддерживал тренер В. М. Бобров, понимавший, что правда на нашей стороне. А с другой — сам Женька, парень хоть и упрямый, но умный, способный и схватывающий все на лету, пусть и не без сопротивления, но очень быстро впитывал в себя наши уроки. Во внутренней борьбе, в конфликтах мы находили общий язык. К середине сезона тройка стала складываться. И она наверняка сложилась бы к началу венского чемпионата мира, но все плоды нашего общего труда едва не пошли насмарку.

Как всегда, последнюю проверку перед чемпионатом мира кандидаты в сборную проходили в Канаде. Там мы играли совсем неплохо поначалу. Зимин стал уже превращаться в настоящего коллективного игрока. Он не передерживал шайбу, не стремился во что бы то ни стало сделать все сам, он научился в каждой игровой ситуации находить партнеров и сообразовывать свои и их намерения. До сих пор не могу понять, в чем тут дело, но именно такая игра вызвала недовольство тренеров сборной. Они обвинили Зимина, человека отчаянной храбрости, да еще и страшно обидчивого, в том, что он трусит. Что только поэтому он и не берет игру на себя, а старается побыстрей отделаться от шайбы. Едва услыхав это, мы со Славкой поняли, что все наши труды пошли насмарку. Мы-то понимали, что это значит — обвинить в таком оскорбительном для любого человека недостатке Женьку Зимина с его гордостью и честолюбием. С этого момента хоккей перестал для него существовать. На площадке он только и занимался тем, что демонстрировал свою беззаветную отвагу. Он лез на рожон, пытался прорваться в одиночку к чужим воротам, ввязывался во всякую потасовку. Он зарабатывал синяки, шишки и репутацию драчуна и нарушителя правил. Все чаще и чаще он вынужден был проводить время на скамье штрафников. Игра нашей тройки расклеилась, последние матчи в Канаде мы провели слабо. В Вену Женька не попал…

Что делать — не везет у нас в тройке Евгениям… Я все-таки думаю, что все эти мытарства оттого, что у обоих нелегкие характеры. Оба они действительно люди не очень-то уживчивые. Но не знаю, как кому, а по мне главное — был бы у человека характер. Пусть плохой, но характер. Хотя с бесхарактерными легче. Представьте себе, чем стала бы наша сборная, не будь ее тренеры людьми с сильными характерами. Тоже неуживчивыми и нелегкими, но твердыми и своеобразными. Но к сожалению, терпимости обоим им хватало далеко не всегда…

В Гренобль Зимин все же поехал. Участие его в олимпийском турнире до самого последнего момента было под большим вопросом, да и, находясь уже во Франции, он знал, что играет до первой неудачи: на скамейке запасных сидит готовый в любую минуту занять его место Вениамин Александров. По себе знаю, насколько это тяжело и неприятно — играть, чувствуя, что тебя вот-вот заменят. Женька нервничал, ошибался и в конце концов действительно поменялся местами с Александровым. Так бы мы и доиграли чемпионат в таком составе, который не очень устраивал ни нас, ни, по-моему, Александрова, но наш ветеран получил в одном из матчей серьезную травму, и тренерам волей-неволей пришлось вернуть на поле Зимина.

Вот когда наш молодой партнер заиграл по-настоящему. Ничто теперь ему не мешало, никакие мысли о замене не тяготили его ум. Теперь это был тот самый Зимин, к которому мы привыкли в «Спартаке», — азартный и вместе с тем расчетливый, одновременно стремительный и осмотрительный, жадный до шайбы, но знающий меру и помнящий о партнерах.

Кажется, годы мытарств ушли в прошлое окончательно и бесповоротно. Однако не тут-то было. Пожить в сборной мало-мальски спокойной жизнью Зимину так и не удалось. Сезон Стокгольма он начал не очень удачно. Диагноз тренеров сборной: лень, нежелание тренироваться, слабоволие. Мера лечения: отчисление из сборной. Поверьте мне: уж в чем другом, а в безволии и лени Зимина не обвинишь. Мы убедились, возвратившись из Вены, какие горы способен своротить этот парень на тренировках, как упорно умеет он идти к цели. Недаром же он все-таки добился своего и поехал в Гренобль.