Я — смертник Гитлера. Рейх истекает кровью

Вступаем в разговор с танкистами, которые сообщают нам, что русские, судя по всему, готовятся к наступлению. Сотни немецких танков спрятаны в лесу и готовы к контратаке. На нашем участке фронта, кроме русских, находятся и войска Зейдлица, одетые в немецкую форму с наградами и красными повязками на рукаве. Это же надо — немцы против немцев! [40]

На часах почти полночь. Возвращаемся к блиндажу и садимся на скамью у входа. Затем захожу внутрь и бужу солдата, который должен сменить нас. Ждем снаружи.

С позиций русских к нам летит самолет. Он напоминает огромную хищную птицу, готовую в любую секунду наброситься на жертву. Звук двигателей похож на стрекот швейной машинки. Нарушая ночную тишину, он слышен на большом расстоянии. Это старые русские бипланы, летающие на малой высоте и уничтожающие любую вспышку света внизу точным броском бомб. Эти самолеты также используются для подавления артиллерийских расчетов и получили в наших войсках прозвище «птицы смерти» [41].

Наружу, наконец, выходит наша смена. Мы передаем винтовки и ныряем в теплый блиндаж, предварительно повесив каски и противогазы у входа. Быстро скидываем шинели, сапоги и падаем на койки.

Пятница, 13 апреля 1945 года

День начинается как обычно. Умываемся холодной водой из колонки, смывая вчерашнюю усталость. В половине восьмого отделение уходит, а я остаюсь вместе с Гейнцем в карауле. Я присматриваю за картошкой, тогда как его задача — набрать дров. Крестьянки доят кров — сытых и красивых домашних животных. Набираюсь смелости и прошу у женщин немного молока. Те, с шутками и прибаутками, наливают мне полный котелок.

Мы убираем наше жилище и устанавливаем на печку трубу, которую Вегнер благоразумно захватил с собой. Выхожу из блиндажа, сажусь и, греясь на солнце, пишу письмо Гизеле. Утренние часы тянутся удивительно медленно. Варим на печи несколько порций картофеля, потому что к вечеру мы всерьез проголодаемся.

В полдень возвращаются наши товарищи, прихватив с собой обед. Днем мы снова будем проходить боевую подготовку в траншеях.

В два часа дня появляется вестовой. Мы должны в полной выкладке немедленно выдвигаться на командный пункт. Наша передышка получилась очень короткой. Набиваем карманы картофелем. Я вывинчиваю лампочку, Вегнер забирает печную трубу, и мы отправляемся в путь.

На командном пункте собирается вся наша рота. Наши позиции займут другие подразделения. Нам придется подождать нового назначения. Оказывается, что наше новое жилище — сеновал, на который ведет шаткая трухлявая лестница. Мы с Гейнцем и Штрошном занимаем лучшие места. Сена здесь в избытке, так что новое место обитания представляется вполне сносным. Расстилаю шинель, сажусь на нее и приступаю к трапезе. Когда раздают пайки, нельзя быть уверенным в том, что их делят справедливо, как это делал раньше унтер-офицер. Наконец инициативу берет на себя Поземба и раздает нам пайки. Во избежание споров раздающий берет поочередно паек и спрашивает, кому он достанется. Я получаю, как мне кажется, маленькую порцию, но ничего не поделаешь, такова судьба. В пять часов возвращается Вегнер и сообщает, что вечером, в восемь, в деревне показывают кино. Все, кто желает посмотреть фильм, должны выйти в семь. Желающих набирается человек двадцать. Перед церковью мы разбредаемся в разные стороны. Штрошн, Гейнц и я гуляем по деревенской улице. Девушки хихикают нам вслед, и я заливаюсь краской смущения.

В половине восьмого церковный колокол возвещает вечернюю молитву. Мы отправляемся в пивную, где состоится показ фильма. Войти может тот, у кого есть билет, а билеты имеются только у артиллеристов. Я подхожу к стоящему у входа унтер-офицеру и нахально заявляю, что уже был внутри и отдал свой билет. Прежде чем тот успевает как-то отреагировать на мои слова, я быстро захожу внутрь помещения. На моей шинели все еще остаются артиллерийские погоны, и я радуюсь, что не успел снять их.

Зал забит почти до отказа. Сажусь за стол, чтобы никто не вызнал меня. Штрошну также удается проникнуть в зал. Он замечает меня и садится рядом. В дверях видим удрученные лица наших товарищей. Унтер проходит по рядам и смотрит на солдатские погоны. Штрошн поспешно ныряет под стол. Незадолго до начала сеанса разрешают войти остальным и занять свободные места. На противоположную стену натягивают простыню. Сейчас начнется фильм, но прежде по кругу передают тарелку, на которую присутствующие кладут деньги — плату за показ. Мы передаем ее дальше, ничего не заплатив. С какой стати мы будем платить за артиллеристов?

Атмосфера в зале напоминает рождественскую. Какой фильм нам покажут? Сможем ли мы просмотреть его полностью, без перерывов? Наконец свет гаснет, и тьму пронзает луч кинопроектора. Показывают «Венскую кровь», и фильм, несмотря на сложную окружающую обстановку, захватывает нас. Присутствующие в благоговейном молчании смотрят старую киноленту с бессмертной музыкой Штрауса.