Я отодвинул протокол допроса.
– Ну, что ж, мы это все проверим…
– Тогда я пойду пока?– оживился Дахно.
– Не стоит,– ласково сказал я.– Пока воздержитесь…
Вот такие пироги. А Прокудин утверждает, что 01 ни с кем не выпивал и с Дахно почти не знаком,
Лист дела 13
Я отправил Дахно на судебно-медицинскую экспертизу. Необходимо было, во-первых, выяснить группу крови на его пиджаке и сравнить с группой крови убитого. Во-вторых, хотя бы приблизительно установить время, когда он порезал ладонь.
Конечно, не скажу, чтобы этот Дахно вызвал во мне бурю гражданского негодования. Не было бури в моей душе. Да и устал я уже к тому времени здорово. Но вот чувство досады он у меня вызвал, это точно.
Меня иногда упрекают в нетерпимости, но я считаю, что с такими барбосами возиться надо поменьше. И никто меня в этом не переубедит. Вот мы боремся с преступностью. Боремся организованно. Причем начинаем борьбу грамотно – с изучения причин, порождающих преступность. Даже институт такой специальный есть.
А вот этому Дахно наплевать и на институт, и на всю нашу борьбу. Он сам, может быть, не совершил еще преступления. Но такие ребята – прекрасная среда для возникновения преступности.
– Ну-у, фрукт, – сказал я Климову.– Слушайте, а чего вы, в самом деле, с ним тут чикаетесь? Он же форменный тунеядец!
– Оно конечно,– согласился Климов. Потом сказал осторожно:– Глупый он еще… .Я удивленно посмотрел на Климова. А он продолжил:
– Двадцать пять лет мужику, а все с пацанами запруды на речке ставит…
– Ну, и что?
– Безобидный он. И все же, действительно сирота,– тихо сказал Климов.
– Да что вы такое говорите, Климов? – сказал я с искренним недоумением.
Климов как-то испуганно, торопливо стал объяснять:
– Нет, я что? Я – ничего… Конечно, они, пьяницы, это самое, родимые пятна… значит. Позор… Да-а… Выводить надо…– И, помолчав немного, совсем неожиданно и растерянно:– Родимые… То-то и оно, родимые, ножиком не срежешь…
– Что-то я вас не пойму, Климов.
– Мы с его отцом почти до Кенигсберга дошли… Я вот, вернулся…
Потом приехал Городнянский. Он вошел со свертком в руках, а за ним в косой раме дверного проема маячило бледное запавшее лицо Прокудина на фоне красных милицейских околышей…
Лист дела 14
Все, больше никаких дел сегодня не будет. Прокудин сказал, что разговаривать со мной не желает. Теперь надо ждать до завтра. То есть уже до сегодня, до утра. Если хоть один перемет я забросил правильно, то оте на мои запросы как раз придут часов через десять.
Спать расхотелось. Я вышел на улицу и, запрокинув голову, подставил лицо под струйки дождя. Нет, дог все-таки был еще летний. Теплым был этот ночной дождь, такие идут долго. И я поймал себя на мысли, что надеюсь -дождь задержит самолет и я смогу по-хорошему поговорить с Наташей. Глупо. Глупо вообще что-то объяснять словами. Слова почти всегда мало стоят. Цену имеют только наши поступки.
Наташа завтра улетит, а я буду здесь. Буду шелушить зерна правды. Красота!