Я – шулер

– Ты мало их таких видел? Порядочных. До поры до времени. Смешно слушать, в самом деле...

– Мужики, а я вас ищу! – услышали мы знакомый голос. Обернулись: к столику направлялся рубаха-парень – Малыш. – Аида к нам, отметим!..

– Что отмечать будем?.. – спросил деловой кандидат.

– Ну как... – Малыш явно не до конца продумал повод. – Знакомство еще не отмечали. Зинка одесситов никогда не видела.

Он был в настроении. Выпил, что ли?..

Кандидат от визита уклонился. Мы с Шахматистом пошли. Зачем – не знаю. Не хотелось этих уральских недотеп лишать хоть какой-то радости. То, что общение с нами им почему-то в радость, было заметно.

Именно такими и представлял в выпивке уральцев.

Шахматист давно сдался. Пустив паутинку-слюну, почему-то кивал. Мутными зрачками следил за происходящим. Ребята держались. Зинаида раскраснелась. Утверждала, что у них талантливый люд, ссылалась на исполнителя песен Митяева. Пробовала петь. Такой склонности к поэзии я в ней и не предполагал. Малыш набычился. Внимательно смотрел на вдохновенную свою женщину, казалось, слушал. Но почемуто время от времени поворачивал голову ко мне, сообщал:

– Завтра я его достану... И ты первым получишь «штуку»... Веришь?..

Я не верил, но молчал. Малыш, не дожидаясь ответа, вновь направлял взор на милую.

Потом Шахматист уговаривал его сыграть партийку. Причем лез настырно, грозясь обидеться. Малыш миролюбиво водворял его на место, в кресло, приговаривая:

– Ну как можно, с выпимшим человеком?.. Что я, совсем уже...

На следующий день на пляж они пришли поздно, ближе к вечеру.

Мы общались своей троицей. Шахматист не вполне оклемался, но на работу вышел.

Расположившись неподалеку, оставив у вещей подругу, подошел Малыш.

– Играть будем? – спросил как ни в чем не бывало.

– На что?.. – риторически спросил кандидат.

– Завтра будут деньги. Это точно.

Ну как можно быть таким наивным? Кого Барон брал в помощники? Или у них все такие...

– Ты будешь играть? – попробовал сделать коварный ход Малыш. Спросил у Шахматиста.

Тот неопределенно пожал плечами. После вчеТот неопределенно пожал плечами. После вчерашнего ему действительно не сильно хотелось. Особенно задаром...

Неопределенности со стороны давешнего собутыльника пацан явно не ожидал. Растерялся. Может быть, от растерянности обратился ко мне:

– Поручись за меня. Только до завтра. Завтра – отдам. А?..

Опять эти просящие глаза... На дерзком пролетарском лице.

– Играйте, – твердо сказал я. – Отвечаю.

Шахматист послушно потянулся к колоде. Кандидат уперся:

– Не хочу.

– Ты чо?.. – очень изумился Малыш. – Выиграл и свалил?.. За меня поручились!..

– Отвечаете? – почему-то на «вы» зло спросил у меня сообщник-кандидат.

– А вы не слышали? – тоже зло огрызнулся я.

– Когда расчет? – кандидат был педантичен и строг.

– Сказал же завтра, – встрял Малыш.

– Завтра? – вопрос был ко мне.

– Завтра.

...Конечно, Малыш проиграл и эти четыре тысячи. Только четыре. Проиграв, сам закончил.

– Больше не имею права, – пояснил он. – С Барона получу пять.

– Когда – завтра? – открыто усмехнувшись, спросил кандидат.

– В десять утра. Здесь.

И уже только мне:

– Спасибо. Я не подведу.

Я не поднял головы. Кивнул.

...В десять утра Малыш не пришел.

То, что денег не окажется, я понимал. Но не верил, что он просто потеряется. Не представлял его прячущимся. Но он не пришел.

– Будешь платить, ответчик? – беззлобно язвил кандидат.

Конечно, ничего бы я не платил – не те в корпорации отношения. Но противно...

– Могу «помазать», что уехал, – предложил шахматист. – Сто процентов...

– Двести, – добавил кандидат.

– «Мажем!» – психанул я. Не верил, что Малыш сбежал. Не верил – и все!

Поспорили на кабак, и тут же пошли проверять. На турбазу.

Малыш не сбежал. Он лежал на тахте, странный, неподвижный, внимательно следящий за нами, вошедшими. Подошла, села рядом с ним в кресло впустившая нас Зина. Малыш попытался, наверное, улыбнуться, но только страшно дернулось, скривилось лицо. Часть лица.

Он таки достал Барона. Где, Зинаида объяснить не смогла. Малыш ей сам толком не объяснил. Он вернулся вчера поздно ночью возбужденный, довольный. Сказал, что наказал гада. Смеясь, поведал, что, когда возвращался, получил бутылкой по голове. Разбилась бутылка. Того, кто бил (не Барона), отметелил, тоже хотел бутылку на голове разбить – да под рукой не оказалось. Пришел домой, на турбазу, выпили, отметили завершение дела... К утру его парализовало. Вроде частично, но как-то оно разливается... И на вторую половину перекинулось.

Зинаида явно не паниковала. Не выказывала ни испуга, ни суеты. Странный, незнакомый тип женщины. Похоже, ко всему в жизни готовой.

«Скорая» уже приезжала, сказали, пришлют других... Вот ждут.

– Да, – спохватилась она, – совсем забыла.

Как хозяйка, забывшая подать самое важное блюдо, метнулась к тумбочке. Достала деньги. Протянула нам. Мне – тысячу. Четыре тысячи – кандидату. Пояснила:

– Он вчера все боялся, как бы не проспать...

Мы смотрели на Малыша. Молчали.

Лицо его снова страшно дернулось. Должно быть, он попытался улыбнуться...

Малыш с Зинаидой приехали в Одессу еще раз. Через три года. Летом.