Я - Русский офицер!

— Ты, себя в зеркало видел? Что ты тут куражишься передо мной, словно вошь лобковая на гребешке? Я тебе что, фраер дешевый!? — спросил майор, видя как Фескин, изгаляется перед ним.

— А че!?

— А не че! Хер тебе через плечо! Ты, сопляк, когда еще мамкину юбку держал своей ручкой, я уже банду братьев Левшовых громил… Мне базарить с настоящими ворами намного приятней, чем с дворовой шантрапой. Если бы твой подельник, не был сам Залепа-Смоленский, то сидел бы ты сейчас в семь шесть и кукарекал на параше, как живой будильник. А так гонор из тебя воровской попер! А ведь ты, Фикса, не вор, ты, скорее «баклан»…

— Обоснуй начальник! А то я сейчас….

— Ты, сейчас можешь угодить только в БУР. Посидишь на киче, на воде и хлебе, вот тогда и поймешь, что с кумом дружить нужно, а не лаяться. Я чул, что тебя Залепа сделал паханом?

— Было! — коротко ответил Фескин.

— А ты, знаешь, что все положенцы с нами дружат?

— Ты, че начальник, туфту гонишь? Я в твои байки не верю! Чтобы блатные на кума шпилили, да мусорам стучали, как суки лагерные? Че-то тут ты, фуфлишь, — сказал Фескин, пыхтя папиросой.

— Тебя стучать никто не заставляет, у нас своих стукачей хватает, а вот махновщину пресекать, это уже браток твоя забота. Сам Залепа тебе зеленую дал… Так вот и уважь вора, делай то, что он просит. Мужика не гнобить, поборами не заниматься. Петухов не обижать. Да и с суками на ножах не сходиться… А то и они могут пырнуть в бане в кадык, как ты Синего, хрен оклемаешься. Что думаешь, я не знаю, кто ему заточку в глотку воткнул?

«Синий, сука продал», — подумал Фескин и тут же сказал. — А не хрен было ему мою матушку вспоминать! Вот и нарвался сука на заточку…

— Не в Синем дело, Фикса! Ты теперь преемник вора на «Американке», теперь тебе суждено рамсить с босотой. Я не хочу, чтобы тебя в зоне на заточки подняли за махновщину…

На какое-то время Ферзь задумался. В словах мусора была заложена истина, от которой ему самому уйти было невозможно. Не смотря на свои восемнадцать лет, он уже имел положение в тюремной иерархии, что давало ему перспективы карьерного роста в настоящие воры в законе.

— Я понял тебя, начальник, — сказал Фескин и, взяв со стола пачку «Беломора», сунул её себе в карман.

— Для начала хочу тебя предупредить, что сученые тебе жизни не дадут. Так что подтягивай к себе «торпед с огромными кувалдами», которые масть воровскую охранять будут. Для меня ведь самое главное, чтобы вы на корпусе не баловали. А когда на этап, на зону пойдете, то там дело конвоя… Они долго не цацкаются, за малейший косяк, пуля в лоб и на цвинтар с номером уголовного дела на пятке, понял?

— Блефуешь, начальник! Я по базарам знаю, какая жизнь на зоне! Залепа в Магадане рыжье мыл! Там, за хороший кусок рыжухи и пайка баланды двойная и срок косят на треть.

— Косят, косят, да только сукам и мужикам, а такого блатного брата как ты, держат в отдельных бараках. Вам же ворам работать в падлу. Вот только тем приписочкам, по трудодню, которыми вы раньше занимались и за которые срока вам резались, пришел конец. Работяги теперь, от воров и блатных, в других бараках чалятся, и пахать на вас не будут…

— Я, начальник, вор, и как мне предписано судьбой, так пусть оно и будет, — сказал Фикса. — Время покажет и рассудит…

Майор нажал кнопку под столом и в кабинет вошел сержант-вертухай.

— Вызывали!?

— Да, Васильев, веди этого босяка в камеру. Пусть еще ума набирается. Придет время, сам на стрелку напросится, — сказал майор, закинув хромовые сапоги на стол.

Вертухай подошел к Фиксе и сказал:

— Руки за спину… Вперед!

Повинуясь охраннику, Саша Фескин скрестил свои руки за спиной и вышел из кабинета.

Он шел, глядя на свои ботинки, из которых так и норовили выскочить его босые ноги. Хлопая «гадами» по чугунной лестнице, Фескин поднимался наверх в сопровождении вертухая. Вдруг на площадке второго этажа он столкнулся, до боли знакомым ему человеком, который, так же как и он шел под конвоем. В одно мгновение он узнал отца своего заклятого врага Краснова. Да, несомненно, это был отец Червонца. Поравнявшись с ним, Фикса поздоровался:

— Здрасте, Леонид Петрович, — сказал Фескин, улыбаясь на всю ширину рта.

— А, Саша, здравствуй, здравствуй! — ответил Краснов. — Ты как здесь?

— Что ты лыбу давишь, профура? — и тут же ногой от конвоирующего вертухая получил в бок хромовым сапогом.

— Ты че, сука, мент делаешь? — заорал Фескин и, опустившись на колени, нанес удар в пах охраннику. Тот взвыл от боли и, схватившись за свои яйца, присел. Второй охранник, стоявший за спиной «положенца», сжав связку ключей от камер, со всего размаха ударил ими Сашку по голове. Фонтан искр и нестерпимая боль прокатились от затылка до самых пяток. Фескин упал, и уже четыре хромовых сапога стали избивать его, лежащего на площадке между этажами.

— Что же вы, мужики, делаете? — вступился Краснов, и ударил одного из вертухаев в челюсть.