— Это я! Я стрелял! Это я стрелял, товарищ старший лейтенант! Там же фрицы крались к нашим окопам, — сказал Васька, заступаясь за Ферзя. Он стоял, словно в эту минуту напустил в штаны, а воспитатель детского сада отчитывает его за излишнюю любовь к мокроте.
— Какие на хрен фрицы? Где они? Они сейчас шнапс жрут и шпиком закусывают!
— Вон там! — сказал Василий, показав пальцем в бойницу.
Старший лейтенант, ничего не видя, достал ракетницу и выстрелил белой ракетой в сторону врага. Яркая звездочка вспыхнула над полем, осветив черный силуэт немецкого сапера, лежащего между русскими и немецкими позициями. По всему было видно, что фриц еще жив. Он ползал по земле и орал, держась за плечо.
— Ай да, молодец! Ай да, Хвылин! Точно, лежит твой ганс! — сказал командир роты и одобрительно похлопал по груди солдатика.
Старлей отдал команду и двое штрафников, перепрыгнув через бруствер окопа, поползли к подраненному немцу. Фрицы в тот момент, предчувствуя пленение своего камрада, открыли беспорядочную стрельбу, стараясь отсечь русских бойцов от раненого сапера. Пули с жужжанием и воем понеслись в сторону передовой, а трассера, вылетая пунктиром, указали на их пулеметные огневые точки. С русской линии обороны раздалось несколько прицельных выстрелов из ПТР и пули с молибденовым сердечником заставили фрицев надолго замолкнуть. Стрельба стихла. Через несколько минут бойцы втащили раненого фашиста в свой окоп. Снайперский выстрел Васьки Хвылина пробил ему плечо и тот от сильнейшего удара русской пули, уже в окопе начал терять свое немецкое сознание. Немец валялся на коленях и пока еще причитал, держась рукой за рану:
— Нихт, нихт шисен, камрад. Гитлер капут!
Телефонный звонок комбата слегка остудил пыл штрафников, которые уже хотели порвать немца на сувениры и использовать его задницу в удовлетворении своего природного инстинкта.
— Сюткин, Сюткин, мать твою! Что у вас там за возня!? — спросил сурово комбат командира роты, старшего лейтенанта.
— Тут один наш боец языка добыл. Что с ним делать? Штрафники его по кругу собрались пустить вместо бабы!
— Давай его быстренько сюда, на батальонный НП. Здесь разберемся. Пусть твои каторжане сегодня в кулак дрочат! Не хватало, чтобы они еще пленного до смерти затрахали!
— Хвылин, Фескин тащите свой трофей на НП. Комбат ждет пленного! — сказал старший лейтенант, подтвердив приказ командира батальона.
Подхватив раненого фрица под подмышки, Ферзь с Васькой потянули немца по окопу. Фескин не был бы вором, если не воспользовался случаем и не почистил бы раненого фашиста. Оттащив его подальше от расположения роты, он вывернул фрицу все карманы. Перочинный нож, чернильная ручка, бензиновая зажигалка, и даже презервативы, стали законной добычей жигана. Теперь немцу было все равно. Если выживет, его ждет лагерь, если нет, так на том свете ему уже ничего не надо.
Как выяснилось позже, сапер проделывал в минных полях проходы перед наступлением немцев. Как сказал фриц, в три часа ночи на рассвете, фашисты должны были перейти в атаку. Показания раненого немца в одно мгновение по проводам полевой телефонной связи полетели в штаб фронта. Они только подтвердили, что ранее полученные разведданные, полностью свидетельствуют о начале немцами операции «Цитадель».
В половине третьего ночи земля будто содрогнулась под ногами штрафбата. Странный гул волнами прокатился со стороны тыла. Тысячи русских орудий начали получасовую артподготовку, и десятки тысяч снарядов полетели в сторону фрицев, заполняя все пространство страшным и даже жутким воем.
Фескин, словно ничего и не было, сидел на соломе и пыхтел самокруткой. Он в свете коптилки с любопытством рассматривал конфискованные у немца трофеи. Сашка не обращал внимания на то, что на голову сыплется песок, а вся земля под его задницей шевелится, как живая.
— Началось! Началось, бля…, буду! Сейчас фрицам будет ой, как жарко и все Васька из-за тебя! Видишь, как «красноперые» за тебя мазу тянут! — сказал он, обратившись к Хвылину.
— Да ну, ты! Все ты, Сашка, врешь! Видно наступление будет!? Артподготовка!
— Наступление будет, только в этом наступлении на нас фрицы пойдут настоящей стеной, — сказал Фескин, пряча свои трофеи в солдатский вещевой мешок.
— Есть задел!
Полчаса артподготовки прошли, и над полем как-то резко наступила звенящая тишина. От такой тишины было даже не по себе! Создавалось такое ощущение, что все живое и неживое в этом мире уже умерло, и теперь этот мир никогда не воскреснет былыми звуками и буйством первозданных красок. Не будет больше солнца и той жизни, которая населяла планету миллионы лет.
— Тихо как, аж жуть! — сказал Васька, и по его голосу было слышно, что он чего-то боится.
Фескин, достав ворованную флягу со спиртом, подбросил ее на руке и сказал:
— Ша, мужики! Пришел час нажраться до поросячьего визга! Сейчас немец оклемается и таких нам ввалит пиз…лей, что живые будут завидовать мертвым! Это я могу вам гарантировать!
В его словах в этот момент было что-то непонятное. То ли это была воровская бравада, то ли констатирование уже состоявшегося факта.