Я, робот

— Рад, что ты пришел, Бирнем, — пробормотал он, листая блокнот. — Хочу тебе кое-что показать. Комиссару Орлоффу тоже, конечно.

— Почему тебя так долго пришлось дожидаться? — требовательно спросил Бирнем. — Где ты был?

— Я был занят! Чертовски занят! Не спал три ночи. — Проссер поднял глаза на собеседника, и его пухлое личико засияло от удовольствия. — Неожиданно все встало на место — как в картинке-головоломке. Редкостное везение. Ну как тут не крутиться на полных оборотах.

— Вам удалось получить плотное силовое поле? — с внезапным интересом спросил Орлофф.

Проссер досадливо поморщился:

— Нет. Кое-что другое. Пойдемте покажу. — Он взглянул на часы и вскочил с кресла. — У нас есть полчаса. Пошли.

В коридоре за дверью ждала тележка с электромотором. Проссер возбужденно говорил, рывком направляя загудевший механизм в глубины станции:

— Теория! Теория! Чертовски важно! Ведь эмпирик — он что? Как возьмется за какое-то дело, так и будет до бесконечности ковыряться. Только жизнь зря проходит, ничего не получается — он тычется наугад. Настоящий ученый действует в соответствии с теорией. Пусть математика решает все проблемы. — Довольство собой переполняло Проссера.

Тележка остановилась на площадке перед огромными двойными дверями. Проссер выскочил и побежал вперед; остальные следовали за ним не столь поспешно.

— Сюда! Сюда!

Проссер распахнул дверь и повел своих спутников по коридору и узкой лесенке; вскоре они оказались на балконе, опоясывающем огромный зал этажа в три высотой. Орлофф узнал ощетинившийся стальными и стеклянными трубками эллипсоид — это был атомный реактор.

Поправив монокль, комиссар стал наблюдать за лихорадочной деятельностью в зале. Человек в наушниках на высоком стуле перед усеянной экранами приборов консолью взглянул вверх и помахал рукой. Проссер ухмыльнулся и помахал в ответ.

— Это здесь вы создаете силовое поле? — спросил Орлофф.

— Точно! Вы когда-нибудь видели, как это делается?

— Нет. — Комиссар смущенно улыбнулся. — Я даже не знаю, что это такое, за исключением того, что оно может служить противометеоритным экраном.

— Все очень просто. Элементарно просто. Материя состоит из атомов. Атомы удерживаются вместе силами взаимодействия. Теперь уберите атомы, оставьте только взаимодействие. Это и есть силовое поле.

Орлофф выглядел ошарашенным, и Бирнем хмыкнул и почесал ухо:

— Твое объяснение напоминает мне наш ганимедский способ подъема яйца на высоту мили: нужно найти гору точно такой высоты, положить на нее яйцо, а потом убрать гору, вот и все.

Комиссар по делам колоний расхохотался, а недовольный доктор Проссер надул губы:

— Прекрати. Это не шутка. Силовые поля очень важны. Мы должны быть готовы, когда придут юпитериане.

Неожиданное режущее уши гудение, раздавшееся снизу, заставило Проссера отскочить от перил балкона.

— Сюда, за защитный экран, — выкрикнул он. — Включается двадцатимиллиметровое поле. Сильная радиация.

Гудение почти прекратилось, и люди вышли на балкон снова. В зале, казалось, ничего не изменилось, но Проссер протянул руку над перилами и предложил:

— Попробуйте!

Орлофф осторожно вытянул палец, задохнулся от неожиданности и похлопал ладонью по чему-то невидимому. Ощущение было такое, словно касаешься очень упругой резины или преодолеваешь сопротивление пружины.

Бирнем попробовал тоже.

— Это лучше всего, что до сих пор получалось. — Он стал объяснять Орлоффу: — Двадцатимиллиметровое поле — это такое поле, которое способно при давлении в двадцать миллиметров ртутного столба изолировать вакуум от проникновения любых молекул.

Комиссар кивнул:

— Понятно: для того чтобы отгородиться от земной атмосферы, понадобилось бы семисотшестидесятимиллиметровое поле.

— Верно. Это было бы поле для давления в одну атмосферу. Ну как, Проссер, это именно то, что тебя так взволновало?

— Двадцатимиллиметровое поле? Конечно, нет. Я могу довести мощность до двухсот пятидесяти миллиметров, используя активированный пентасульфид ванадия. Но только это делать не стоит. Умелец-эмпирик именно так бы и поступил и разнес бы всю станцию на части. Настоящий ученый полагается на теорию и не торопится. — Проссер подмигнул Бирнему: — Мы теперь заняты тем, чтобы придать полю жесткость. Смотри!

— Нужно встать за экран?

— Теперь уже нет. Сильная радиация бывает только вначале.

Гудение снова усилилось, но не в такой степени, как раньше. Проссер что-то прокричал человеку за консолью, но получил в ответ только неопределенный жест. Затем оператор поднял вверх сжатый кулак, и Проссер возбужденно выкрикнул:

— Мы перевалили за пятьдесят миллиметров! Пощупайте теперь!

Орлофф протянул руку и с любопытством потыкал пальцем в пустоту. Резиновая преграда затвердела! Орлофф попытался захватить резиновую поверхность между большим и указательным пальцами — настолько совершенна была иллюзия, — но у него в руке не оказалось ничего, кроме не оказывающего никакого сопротивления воздуха.

Проссер нетерпеливо пощелкал языком:

— Под прямым углом к направлению поля никакого сопротивления не будет. Это же элементарная механика.

Человек за консолью снова начал жестикулировать.