Я решил стать женщиной

- Да, да, безобразие! Такие цены! Курица за семьсот долларов - какой ужас!: - поддержали обобранного Борю, приехавшие с ним товарищи. Никто не сказал: <Борь, не пизди ты так. Ну, где ты нашел курицу за 700 долларов?> Я злилась, и одновременно мне было смешно, наблюдая за этим театром абсурда.

- Ну, давай, Борис, обсудим, что я хочу, - обратился, наконец, Боря ко мне. Он достал блокнот, полистал его и повернул ко мне исписанную страницу. - Вот, смотри, история у нас будет вокруг унитаза, сейчас его привезут. Первая картинка: посередине унитаз, действие происходит в туалете, - (какое действие, Боря не объяснил). - Я стою одной ногой на унитазе, моя нога в чулке сеточкой:, а у меня очень красивые ноги. Не веришь?

- Верю, - неуверенно ответила я, и подумала: <А ну тебя на хуй!>

- Да-да-да. У меня очень красивые: охуительные ноги! - прервал Боря описание предполагаемых сюжетов описанием своих нижних конечностей: Но рассказывал он не о подагре. - Меня этим летом в Париже снимали для рекламы женских колготок. Да-да-да, снимали мои ноги для рекламы в Париже, - все вокруг опять с готовностью восхищено заохали: <Да! У тебя суперстройные ноги! Как у фотомодели прямо!:> Я охуевала от такого лиемерства и, конечно, не верила, что пожилые узловатые ноги Моисеева могут привлечь чьё-то внимание на рекламе колготок: ну, если только в Париже. - Вокруг стоят мои танцоры, - продолжил он, - не просто стоят, они охуительно стоят, я уже представляю, как они должны стоять. Я покажу или расставлю их сам. В унитаз писает мальчик: Есть у нас один мальчик, вон тот лысый будет писать, - указанный мальчик виновато и заискивающе заулыбался. - Штаны у него спущены: Симпатичная попка, и я держусь за нее одной рукой. Ну, как?

- Что как? - сказала я и сама услышала раздражение в своем голосе.

- Ну, идея как? Ты же будешь снимать. Если тебе непонятно, ты не сможешь снять, лучше не начинать тогда, - ну, вот, блядь, пять минут в студии, а Боря уже <полез в бутылку>. Как же, его идеей не восхитились сразу, не зааплодировали.

- Начинать вам сниматься у нас или нет, Вы решите сами. Любую картинку можно снять красиво или ее испортить: вокруг унитаза или нет. Начнем снимать, начнем работать, будет тогда видно, как и что выходит, - сказала я негрубо, но твердо, про себя уже решив, что если будет слишком много <растопыренных пальцев>, пошлю всех на хуй и выгоню из студии.

Боря рассказал о других картинках: он один во фраке, нога на унитазе; его лицо посередине сердечка из цветов и т.д.. Вообще, снимать так было легче, когда человек сам знал, что он хочет. Боря знал: и не только знал. Когда мы снимали сюжет <Вокруг унитаза>, потом на обложке диска это называлось <Потанцуем:>, Боря действительно расставил всех в кадре сам, расставил с хорошим чувством композиции и со своим видением взаимосвязей деталей изображения в кадре. Была в нем все-таки одаренность, без нее не стал бы он без голоса и рожи популярным известным певцом.

* * * * *

- Борис, приезжай скорей, бабушке плохо.

- Мама, успокойся, спокойно скажи, что случилось.

- У нее хрипы появились вчера, а сегодня совсем плохо стало. Приходил Тугов, сказал, что умрет сегодня. Приезжай, может быть, проститься успеешь, - и мама всхлипнула.

- Какой проститься? Ты чего говоришь? - я не хотела верить участковому Тугову. - Он выписал что-нибудь?

- Нет, сказал, что ей уже ничего не поможет. Сказал, что старенькая и всё равно не выживет.

- Сейчас приеду, - я убрала телефон в карман: достала обратно и набрала Катин номер.

- Ты спишь?

- Нет, не сплю, - ответила мне сквозь зевоту уже сонная Катя. - Ты чего так поздно? Что-то случилось?

- Бабушка умирает, - эта фраза вылезла из меня почему-то сиплым хрипатым голосом.

- Ой, какой ужас! - испугалась Катя.

- У тебя деньги есть? - спросила я.

- Есть сколько-то. А зачем тебе?

- На всякий случай. У меня есть какие-то деньги, но вдруг врача вызывать придётся или что-нибудь из лекарств покупать: Вдруг не хватит. Я заеду сейчас.

Катюшон, палочка-выручалочка, всегда мне одалживала в неотложных и во всех других случаях, когда мне и не надо было их давать. Я заехала к ней, взяла все деньги, которые у нее были, и поехала в Тушино.

Родная комната: Ну, до чего она стала мрачной. Тусклый свет одинокой лампочки заполнял ее пространство глубокими тенями, Смерть растворилась в гробовой драпировке штор, растеклась по старому паркетному полу, она пристально вместе со мной смотрела на единственно, куда долетал свет, мою лежащую в этом склепе на синем одре бабушку. У меня не было аргументов, сказать ей: <Пошла вон!>. Аргументы были у страшной непрошеной гостьи: <Пожила 92 года старуха, хватит! Прожила их хорошо и счастливо, с любимым мужем, с детьми, с внуками, всю жизнь в своей семье. Настал черед:>