Я решил стать женщиной

Тьфу ты, не с кем даже поговорить. Еда в нашей компании становилась единственным развлечением.

Только Лена пыталась рассказывать что-то веселое, остальные усердно пытались благодарно весело смеяться. Меня совсем подкосил второй кусок карпа и еще добрый пяток разных салатов, я сидела обожравшаяся, уже зевала и страшно хотела спать. С такими ужасающе-помоечными жирными пятнами на моих штанах смотрелось бы, по-моему, вполне прилично ткнуться лицом в салат и, громко рыгнув, заснуть.

- Ольга, еще раз клюнешь носом, я дам тебе по шее, - страшным шепотом в моё ухо Катя прошипела свою угрозу.

- Да не сплю я, - и жалобно, - Может быть, через часок я уже где-нибудь прилягу?

- Нет! Ляжешь, когда все разойдутся, - отрезала сурово Катя.

Вкусно поесть и хорошо поспать - мне лучшего Нового года не надо. Как встретишь, так весь год проведешь. Хочу весь год спокойно вкусно есть и спокойно много спать, - мне для счастья больше ничего не надо, ну, может быть, сексом еще заниматься тоже много. Почему мне не дают заснуть? Почему, вообще, все диктуют, как мне надо жить!? Я ещё раз широко зевнула, совместив это действие с громкой икотой, оглядела стол и оценила реальные возможности хоть каких-нибудь для себя развлечений.

- Лев Ефимович, а кто Вам помог с Вашей мастерской: Хрущев? - я безошибочно выбрала для себя собеседника, Льву Ефимовичу было что рассказать и произнести кроме скупого <нормально>. Тема его работы и его творчества была бесконечной, задай вопрос и слушай, от скуки не умрёшь.

- Хрущёв? Нет, мне под Ленина её построили. Знаешь на Октябрьской площади моего Ленина? Вот под него и построили. Гагарин с мастерской мне очень помогал, почти каждый день приезжал: Все смеялись над ним, что прорабом ко мне устроился. Дружили мы хорошо с ним. И времена были хорошие: А Хрущев?: Неплохой мужик был. Первый раз я его увидел, мы были еще студентами. Мы делали снежные скульптуры в Сокольниках: и там... в этом: чёрт его возьми, не помню уже: Везде, в общем. Большие делали... высотой 20- 30 метров.

- Да ладно, Лев Ефимович, 30 метров - это девятиэтажный дом, - мне казалось это невероятным, Лёва точно что-то путал.

- Ну, вот, такие и делали. Да, большие, - продолжал Лев Ефимович. - Делали огромные короба из щитов, загружали их снегом, потом поливали водой, все это смерзалось, щиты снимали и получались огромные глыбы из льда: и делали фигуры разные сказочные... коней красивых делали... и э-э-э... - Лев Ефимович попытался вспомнить других ледяных героев, но верными оказались только лошадки, остальные за десятки лет разбежались или уже померли в его памяти. - А потом брали бадью с горячей водой, окунали туда снег и горячим снегом придавали форму.

- Папа, ну, как снег может быть горячим!? Ты совсем уже, - вмешалась Катя, в горячий снег она не верила.

- Да-а, горячий, мы же его в горячую воду опускали, - Лёва был уверен в данной технологии с использованием горячего снега.

- Так он же там таял, - вспомнила Катя законы физики.

- Вы все ничего не понимаете, - неожиданно обиделся Лёва. - Ты дочь, ничего об отце не знаешь, пришла хоть раз бы в мастерскую, архив посмотрела бы.

- Я каждый день в мастерской. И что я о тебе не знаю?

- Ты можешь помолчать, неинтересно, смотри телевизор, - защитила я Лёву. Катю всегда трудно заткнуть, лучше сделать это сразу. - Ну, Лев Ефимович, и что там с Хрущевым?

- Э-э-э: лошадей значит... На чем я остановился? А! Большими кухонными ножами мы вырезали эти фигуры. Всем нравилось, раньше любили в парках гулять. Столько людей приходило посмотреть на наших лошадок и всяких там: А намерзлись мы там: тело водкой натирали... ну, и принимали внутрь, конечно. Хотя никто не пил тогда, как сейчас.

- А какой год то это был? - спросила я.

- Два или три года перед войной, вот и сам подсчитай. Хрущев был тогда секретарем горкома, это позже мы уже с ним встречались, он уже руководил страной. Так вот, ездил он по городу, смотрел, как идет подготовка к Новому году, мобильный был человек, он всегда много ездил, не протирал штаны. Приводит его к нам показывать ледяные скульптуры директор парка. Хрущев в восторге, - Лев Ефимович устремил восхищенный взгляд на тридцатиметровую высоту, изображая Хрущева. <Кто, говорит, это делал?> А старший в бригаде студентов у нас был здоровый такой парень, Посяда фамилия. Плохо учился, но фигуры эти делал очень хорошо. Выходит вперед, стоит, мнётся: скромный был, помер уже. Хрущев спрашивает: "Сколько вам за это платят?". Мы: "По двадцать рублей". Хрущев директору парка, женщина была хорошая, как же ее фамилия... не помню. Хрущев ей: "Да вы понимаете, какая это красота и как она нужна городу и стране? Утроить! Молодцы!" И уехал. Нам тут же на блюдечке, - Лев Ефимович двумя ладошками изобразил блюдце, в него он смотрел тоже с восхищением, шестьдесят четыре года назад на нем ему принесли деньги за ледяных лошадок. - Нам тут же на блюдечке по четыреста рублей!

- Так вам же сказали утроят? - удивилась я несовпадению цифр.

- Чего утроят? - не понял меня Лев Ефимович.

- В начале вам обещали по двадцать рублей. Так?

- Так.