Я решил стать женщиной

Наша квартира, мама сидит на синем кресле, ноги под себя, в руке дымящаяся сигарета, на такого же цвета диване умерла моя бабушка, диван и это кресло принадлежали одному гарнитуру:, на месте бабушки лежит теперь кошка. На половине квадратного журнального столика сковородка с жареной картошкой, сбоку от нее с трудом уместился большой зажаренный кусок мяса, еще на столе полная тарелка селедки, — всё, чтобы помочь желудочным кровотечениям, которые неожиданно случались у мамы уже не раз. На второй половине стола — разложенные карты, я пришла, мама кому-то гадала по телефону. Гадала она всем и всю свою жизнь, то ли правду говорила, то ли она такая черненькая была, как цыганка, и вызывала этим доверие. Была она в своего отца, моего деда, он, говорят, был чернющий и смуглый, как настоящий араб. Всё свое детство помню: «Изольда, погадай! Что будет:?», дальше следовал интересующий вопрос. Никто не мог уйти без этой просьбы.

— Мама! Ты опять! Сколько курить можно? В больницу надо ложиться, а ты выкуриваешь по две пачки:, - высказала я с порога привычное своё возмущение её курением.

— Отстань, тебе не понять этого. Лучше помру с удовольствиями, чем мучаясь.

— Да: Мне действительно этого не понять:, идиотизм я никогда не понимаю. Тебе говорит врач, надо бросать курить, сидеть на диете, ты куришь еще больше и ешь жареное, острое и жирное. Зачем ты картошку поджарила? Сварила бы кашу на ночь:

— Я не ем кашу.

— Ты как маленький ребенок, только я заставить тебя не могу.

— Отстань.

— Только что звонил Тугов, сказал, что тебе надо срочно ложиться в больницу.

— Все-таки позвонил: Не хотела давать ему твой телефон:

— Тугов оказался нормальным мужиком, не хочет еще одной смерти. Он мог бы мне не звонить, это не входит в его обязанности.

— Ай! — мама махнула рукой.

— Я поражаюсь твоей глупости. Он сказал, если ты не ляжешь в больницу, то ты умрешь. Тебе понятно? — в глазах мамы мелькнул страх. И я продолжила её запугивать. — Мама, ты хочешь слечь, как бабушка? Ей девяносто два года было или девяносто три. А тебе сколько? До чего ты доводишь свой организм? Тугов сказал, надо срочно обследоваться, что дела плохи.

— Ладно, праздники пройдут, тогда лягу.

— А праздники тут причем? Ты на демонстрацию собралась? Он сказал, ложиться надо срочно, что состояние твоё очень серьёзное.

— До праздников не лягу. Лучше скажи, как Маша и как Лиза? — мама перевела наш разговор на другую тему.

— Нормально. Только ты зря уходишь от разговора о больнице, я от тебя не отстану. Если врач звонит уже родственникам, то это, значит, всё очень серьёзно.

— Маша работает? — невозмутимо спросила мама, не замечая моих слов.

— Я её приглашаю, как стилиста на съёмки. Она деньги за это получает.

— А что она делает?

— Ну, как парикмахера и визажиста её приглашаю — прически она делает и красит: мэйк-ап: ну, лицо то есть: Тебе же уже рассказывали об этом.

— Изменилась она, — сказала мама задумчиво. — Была такой девочкой доброй: Почему она обозлилась на весь мир? Я с ней разговаривала по телефону, она про тебя гадости говорила: Мне не нравится это.

— Ладно, мам. Мы развелись, она злится. Не обращай внимания.

— Ох! — мама вздохнула. — Переживаю я за тебя.

— Не переживай.

— А с Катей у тебя как?

— Скорей всего никак. Иногда вроде ничего:, но мы не поженимся, если ты это имеешь в виду. Уже пережили свои страсти.

— Но она тебе нравится?

— Как женщина, она мне нравится больше: э-э-э:, - я закатила глаза к потолку, не зная с чем адекватно сравнить мой интерес и мою симпатию к Кате, в сознании нагло вылезли, растолкав другие словосочетания, напыщенные фразы — «больше жизни», «больше всего на свете»: Не то: глупость какая-то! Нужную я не нашла. — Короче, нравится: Нравится, но этого мало для совместной жизни.

— Жалко, что у вас ничего не вышло, — мама глубоко затянулась и загрустила.

— Жалко: Или не жалко. Не знаю. Бог даст — будет ещё любовь, морковь и всё остальное.

— Лучше уж тогда любовь: Может быть, поешь картошечки с селедочкой?

— Не-е! Я поел. Тугов позвонил, и я сразу заехал к тебе.

— Ай!: Его слушать: — мама опять с раздражением махнула рукой.

— Мама, ты уже два раза чуть не умерла, скорая вовремя приезжала. Такие кровотечения неожиданные у тебя! Ложись, обследуешься, подлечишься:

— Не хочу сейчас, — мама потушила выкуренную сигарету, бросила в пепельницу и сразу вытащила из пачки другую. Я с ненавистью посмотрела на витиеватые золотые три буквы в центре сигаретной пачки — «ЯВА». Эти сигареты вот уже двадцать лет усердно помогали испортить мамино здоровье, портило её здоровье и многое другое, но на своем участке фронта «Ява» знала своё грязное дело, после всех флюорографий маму обязательно вызывали делать её ещё раз, а потом посылали в тубдиспансер, где после обследований оказывалось, что она имеет просто затемнения в лёгких от чрезмерного курения.

— Ну, что за упрямство, мама? А когда захочешь? Я тебя в больницу отвезу на машине, навещать буду.

— Ладно, всё. Не лягу я сейчас. Я Светлане Михайловне обещала позвонить, догадать ей, а то поздно будет.