Я разрешаю вам жить! (СИ)

До КП армии, впрочем, немецкая артиллерия не доставала. Зато его регулярно "обрабатывала" немецкая авиация... Вернувшись с позиций, Командарм зашел в армейский госпиталь, располагавшийся в нескольких больших землянках. Здесь тоже воды было по щиколотки, а кое где и выше. По этой причине раненые лежали на трехъярусных нарах и лучшие места, конечно же были вверху, подальше от воды. Понятное дело, в госпитальных землянках царил настоящий смрад, ужасная смесь запахов сырости, кровавых бинтов, ваты, гниющей плоти, медикаментов... Генерал с трудом подавлял желание тут же повернуться и выйти на свежий воздух. Главный хирург армии, немолодой, исхудавший до впалости щек еврей, доложил о состоянии дел в госпитале. Так и не вникнув в смысл многословного доклада, Командарм спросил, что его более всего интересовало:

- Сколько раненых в среднем умирают за день?

- От двадцати до тридцати человек... У нас почти ничего нет, даже раны нечем дезинфицировать, бинтов нет, перевязываем чем попадя. Товарищ командующий, видите...- врач кивнул на смрадный ряд нар с ранеными.- В таких условиях мы не то, что тяжелых, средней тяжести раненых не можем выхаживать. Долго еще ждать, когда нас отсюда вызволять будут?- медик спрашивал с мольбой в голосе.

- Потерпите... еще неделю, самое большее две,- поспешил заверить врача Командарм, произнося слова достаточно громко, чтобы его услышали раненые на ближайших нарах.- Вы ведете учет умерших?- уже тише обратился Командарм к хирургу.

- Да, вот данные за последние три дня. Здесь числится шестьдесят восемь человек,- так же тихо отвечал хирург, и подал список на трех больших резаных листах оберточной оружейной бумаги.

При тусклом свете немногих керосиновых ламп Командарм, до боли напрягая зрение, вчитывался в список. Фамилии процентов на восемьдесят были славянские, попадались и специфические татарские, мелькнул один армянин и несколько среднеазиатов. Командарм сам не знал, почему его вдруг стал интересовать национальный состав гибнущих людей, может потому, что командующий фронтом этим совершенно не интересовался. Они являлись полными антиподами и давно еще с довоенного времени имели натянутые отношения, даже более того. Так, иной раз, могли неприязненно относится друг к другу родные братья. Здесь же имела место неприязнь между земляками, ведь они родились и выросли в одной области, меж их родными домами насчитывалось чуть более двадцати километров и, тем не менее... Командарм бросил взгляд на главного армейского медика, потом на список умерших от ран и отметил один факт - евреев в списке не было ни одного. Впрочем, евреи в его армии были, и не только главный хирург. Но, опять же, все они служили, или при том же госпитале, или в штабных связистах. И попали они туда не благодаря какой-то особой изворотливости, а на вполне законных основаниях - они все имели соответствующее образование, то есть являлись ценными специалистами, которых надо беречь и на передний край в окопы не посылать.

То, что среди не ценных, которых так сказать не жалко послать под огонь, оказалось в основном его соплеменники как-то задело Командарма. Хотя на войне получилось все также как и в мирной жизни, только цена нужности или не столь большой нужности того или иного человека здесь являлась жизнь человеческая. Командарм к тому же почувствовал и свою собственную вину. Ведь это он тогда в январе, в разгар наступления негласно дал команду кадровикам из молодого пополнения как можно меньше зачислять именно в ударные дивизии "нерусских", в первую очередь среднеазиатов и кавказцев - с ними и мороки много, и к холоду они не привычные и часто языка не понимают. Вот и получилось, что вместе с ним в окружении и оказались в основном славяне да татары с мордвой. С евреями, конечно, другая история, тут все дело в сумасшедшей выкованной веками способности выживать и приживаться - ни один народ в мире не имеет такой способности - хоть как но на дне жизни они не оказываются нигде и никогда. Даже сейчас, когда идет война с немцами, которые объявили евреев своими врагами номер один, и попросту их безжалостно уничтожают, большинство евреев сумели даже воевать не в прямом контакте со своим злейшим врагом, а вот так, хоть и на небольшом, но расстоянии, чтобы ненароком не угодить вот в этот список по двадцать-тридцать в день.