Я Распутин

— Правильно, но сколько их? Меньше тысячи, и не у каждого сто миллионов, у большей части по миллиону-два. Но пусть все разделим и каждому рабочему или крестьянину по тыще рублей достанется.

Это уже была представимая сумма и Дрюня вполне знал, что с ней можно сделать.

— Так одежды накупить, книжек, еды, машинку там швейную…

— Ага, и каждый точно так подумает. А где сто пятьдесят миллионов машинок взять, а? И книжек на столько народу кто напечатает? И одежды нашьет?

Дрюня подумал, повспоминал читанные брошюрки и сказал:

— Так надо эксплуататоров прогнать и самим все сделать!

— А ты умеешь? Или товарищи твои, они знают, как фабрикой управлять? Вот, видишь, без опытных людей никак. И пусть у твоих ксплотаторов будет добра впятеро, вдесятеро, главное, чтобы у каждого в России были книжки, одежда, да еды вдоволь! Делить и отнимать просто, а вот попробуй складывать да умножать. И уж совсем худо, когда из-за идеек разных людей убивать начинают. Ума на то много не надо, а творение Божье жизни лишать — душу свою губить. Вот представь, коли твои товарищи всех богатеев поубивают и своего добьются, как ты с душегубами рядом жить будешь?

Дрюня даром что рот не разинул:

— Вы прямо как мой отец говорите…

— Ну, значит умный человек был твой батя. Ладно, что с мешками делать думаешь? Ну теми, что с кареты взяли.

— Забирайте, — страдальчески поморщился парень. — Видеть их не могу, кровь мерещится.

— Ништо, отчитаем, очистим и на такое дело пустим, чтобы у каждого хорошая жизнь была! Ты как, согласный?

Андрей облегченно кивнул.

В бауле лежали пачки четвертных билетов, но была пачка пятидесятирублевок и несколько пачек десяток, а также пятерки и трешки. Когда пересчитали — ахнули. Триста шестьдесят две тысячи рублей.

* * *

Дом удалось найти не сразу, посмотрели мы четыре или пять. Теперь, когда денег было реально много, надо было брать «на вырост», под будущую организацию. А показывали нам либо очень маленькие, либо очень большие дома. Мы было отчаялись, но Никодим вычитал в газете о распродаже винного склада с лавкой и потащил смотреть. Я было засомневался — продают-то не дом, но Стольников убедил меня, в конце концов, кто из нас здешнюю коммерцию лучше знает?

Здание понравился сразу — три этажа, с большущей винной лавкой на первом и здоровенным подвалом под бочки. Вход в лавку, вход в подвал, вход в контору, вход в квартиры — чисто лабиринт. А, еще черный ход! Вот и хорошо, вместо лавки сделаем зал для собраний, а в подвал… а типографию поставим. Надо же нам печатать воззвания, да прокламации. Может и собственную газету…

На собственный двор, выходили торцовые стены двух соседних зданий, в промежутках — крепкий забор высотой метра три. Две калитки, обитые железом, здоровенные висячие замки. Каретный сарай, конюшня — битюгов и повозки уже продали. Дровяной склад.

— Что скажешь, Григорий Ефимович?

— Пойдет.

И капитан ринулся в бой. Хозяину было уже крепко за семьдесят, сыновей не случилось, зятьям бизнес передавать не хотел наотрез, а сам уже не тянул. И надумал все распродать, уехать в родную деревню под Архангельском, а дом сдавать.

— Так Василий Михайлович, этож сколько возни будет! — вился вокруг Стольников. — Смотри, чини, деньги с нанимателей собирай.

— На то управляющий будет, — ответствовал старец, но к доводам капитана прислушивался.

— Э, управляющие дело такое, без хозяйского пригляду блудить начинают, больше не об деле, а о своем кармане думают. Ей-ей, одна морока выйдет. Вот если б вы в Питере остались — другое дело, свой глазок — свой смотрок.

И уломал. Дед подумал, почесал в затылке, припомнил всякие случаи из своей долгой жизни и буквально хватил шапкой оземь.

И начал торговаться. С жаром, страстью, с артистизмом. Впрочем, Никодим ничуть не уступал и я, как завороженный, смотрел на это представление истинных мастеров торга. Они сходились, почти били по рукам, расходились, выискивали умопомрачительные резоны поднять или сбить цену, взывали к совести друг друга, к Богу и, похоже, сами наслаждались этим спектаклем.

Через час, наверное, дед сдался.

— Уморил, ох уморил, черт языкастый. Где ж так выучился?

— Так капитан я, торговый.

— Тогда ясно. Ну-с, пожалуем к нотариусу, честь честью купчую подпишем. Но магарыч с тебя! — оставил за собой последнее слово хозяин.

— Коли магарычи выпиты, то и дело покончено, — согласился Стольников.

У нотариуса все оформили довольно быстро, перед подписанием я взял прочесть составленную бумагу.

Так, я, такой-сякой гильдии купец… продал покупщику, торгового флота капитану… принадлежащий мне дом с дворовыми постройками и подвалом… имущество свободно от запрещения… Деньги выплачены сполна и мной получены…

Юридический язык Российской империи был ничуть не проще такового же Российской Федерации. Я наморщил лоб и выдавил показавшийся мне важным вопрос:

— Надо бы указать, на основании чего продавец владел имуществом.

И тут как органчик включился.