Я путешествую по ночам

Лоусон увидел, как приближается вражеская кавалерия из-за деревьев с шашками, рассекающими воздух. Он заставил себя подняться и выстрелить, сразу заметив, как один из вражеских солдат ухватился за горло и свалился с лошади.

Солдат восстания показался в трех футах слева от Лоусона, надеясь снести ему голову ударом шашки, однако Лоусон, забыв о боли в правом плече, сумел выстрелить в него первым и попасть прямо в лицо, так что лошадь, лишившись своего наездника, проскакала мимо.

— Вперед! Вперед! — закричал Лоусон, но понятия не имел, к чему именно ведет своих людей. Вперед, только вперед, ни шагу назад, пока янки не будут по шею сидеть в болоте Оул-Крик. Бой продолжался весь день, и сейчас, когда близился закат, кровавая бойня уже вышла за пределы его воображения. Лоусон совершенно выдохся. С каждым вздохом казалось, что легкие вот-вот вылетят наружу от слишком частого и судорожного дыхания и потянут с собой остальные внутренности… но, по крайней мере, эти внутренности все еще находились в теле.

Прорываясь через огонь ружей, он слышал крики раненых, слышал, как замертво падали его товарищи, как валились с ног лошади под ними… и вдруг со всех сторон начали взметаться языки пламени, а за ними, словно демоническая армия, загремели взрывы. Струи грязи и камней поднялись в воздух.

— Вперед! — отчаянно закричал Лоусон, пытаясь рефлекторно подбодрить своих людей, хотя в глубине души он понимал, что никто его не услышит.

Он продолжал двигаться, возможно, в компании всего дюжины людей, сгруппировавшихся вокруг него, и через несколько шагов им пришлось прорываться через обрушившийся на них град свинца противника.

Слева и справа от Лоусона падали солдаты. Один человек ухватил его за руку, когда начал падать, на губах его выступили кровавые пузыри, он задохнулся криком: пуля пробила легкое…

Лоусон выстрелил в раскинувшуюся перед ним дымовую завесу из кольта. И вдруг резкая вспышка боли в ноге над правым коленом лишила его дыхания. Вторая пуля угодила в левое плечо и оттолкнула его назад. Он завалился на спину и рухнул в заросли лозы и терновника, а вокруг него продолжалась ожесточенная борьба.

Вставай, приказал он себе, сжимая зубы от боли, вставай и возвращайся в бой! Ты еще не сдох, черт тебя подери! Вставай!

Но на это требовалось намного больше сил, чем было в его теле. Пока Лоусон пытался подняться, чье-то тело рухнуло прямо на него и тяжелым валуном прижало его к земле. Он успел увидеть, как мимо проскакало несколько лошадей без всадников.

Где-то вдалеке снова загремели пушки, а затем земля взорвалась.

В этом водовороте смерти и разрушения Тревор Лоусон ускользнул в некое пространство, похожее на яму из черного бархата. Оно явно находилось между явью и сном. Пока он был без сознания, тело его била дрожь.

… Он очнулся в темноте, вокруг него слышались болезненные стоны. Он чувствовал запах крови и серы. Бормотание раненых и умирающих мужчин восставало из леса, как гимны, напеваемые шепотом. Внезапно кто-то заплакал или закричал. Лоусон больше не слышал звуков битвы. Пушки смолкли. Только лягушки скрипели из окровавленной воды, а сверчки стрекотали из омытой насилием травы.

Лоусон попытался пошевелиться, и тут же явилась и его собственная боль. Похоже, пуля сломала ему плечевую кость, потому что пошевелить левой рукой он не мог. При попытке сделать это он едва снова не ускользнул в забытье, такой сильной вспышкой отозвалась рана. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что он все еще с силой сжимает кольт. Оружие, интересно, заряжено? Этого Лоусон не знал. Тело, лежащее поперек него, дрогнуло, и изо рта человека донесся запах виски. Конфедерат или янки — трудно было сказать. Было ясно одно: этот человек еще дышит. А еще было видно, что у этого раненого солдата огромная гордая борода, которую не вычесывали, наверное, целое столетие.

Лоусон понимал, что должен столкнуть этого человека с себя. Или скатить. Сделать что угодно, лишь бы освободиться. С одной рабочей рукой это будет непросто, нервно усмехнувшись и вздрогнув от боли, подумал он.

Раненый что-то пробормотал в своем бреду, и разобрать удалось что-то похожее на «лимоны, Ролли», в ответ на что Лоусону хотелось закричать: Слезь с меня, чертов идиот! но он не стал тратить силы на крик — они должны были ему вскоре понадобиться.

Среди раненых солдат, что лежали повсюду вокруг него, началось какое-то движение.

Света не было. Ни фонаря, ни лампы, ни какого-либо другого огонька не показалось от тех, кто рыскал вокруг и что-то искал. Возможно, это выжившие, которые вернулись ночью и прикатили сюда вагоны для раненых? Возможно, вскоре они помогут, отвезут своих товарищей в госпиталь? Пока было трудно сказать, на что можно рассчитывать. Света все еще не было. Но было движение.