Я промазал, опер – нет

Мережик потом лично просматривал данные с видеокамеры, установленной на входе в подъезд, но, кроме жильцов, в дом в течение дня никто не входил. За исключением девушки, лицо которой попало в объектив видеокамеры. Кроме того, девушку смог рассмотреть и спецназовец, поставленный охранять подъезд под видом консьержа. Увы, парень оказался не на высоте, вместо того чтобы перекрыть вход в подъезд, он в это время стоял в сторонке и курил. А девушка, как он рассказывал, появилась так внезапно, что удержать ее у него не вышло. А обратно, как он уверял, незнакомка не выходила. Но можно ли было верить этому любителю покурить?.. Хорошо, что в лицо ее запомнил и фоторобот составил. Личность ее установить не смогли, но в розыск подали. Только толку пока никакого.

Если эта незнакомка была киллером, то в тот день она ничего не смогла добиться. Зато ей повезло на следующий. Как она смогла вычислить номер моей палаты, как выследила Олесю – пока это оставалось загадкой. А выстрелила она с чердака близлежащего здания, из снайперской винтовки, которая, кстати говоря, исчезла вместе с ней... Девушка то была или мужчина, но, судя по всему, работал специалист суперкласса... Я срубил две головы у чудища, но третья все-таки дотянулась до моей Олеси. И куда она потом делась, можно только гадать. Обратно подалась, в Москву...

– Мы там с ребятами все убрали, – сказала Дарья. – Ковры просушили, линолеум подняли, проветрили, даже обои в прихожей переклеили...

– Тимуровцы вы мои...

– Твои, – тихо сказала Дарья.

И сделала вид, что всецело увлечена дорогой. А внимание действительно требовалось немалое. Все-таки дождь перешел в ливень, грунтовая дорога быстро раскисла, глинистая слизь под колесами водила машину из стороны в сторону, и видимость плохая: непогодные сумерки, дождь серой стеной.

– Не хочу домой, – сказал я.

Не смогу я находиться в одиночестве там, где все напоминает Олесю. А Дарью подле себя оставить не смогу: кощунство это... А она бы, наверное, согласилась остаться.

– В больницу?

– Поздно уже. Да и не хочу.

– Тогда ко мне.

– Это приказ?

Как ни крути, а Дарья не чужой мне человек. И сама она ко мне тянулась. Да и я был не против сближения, первое время, пока не случилось с Олесей... Нет, сейчас о романе с ней не могло быть и речи, но ведь совсем необязательна близость с ней. Отогреть меня могло одно только участие неравнодушной ко мне женщины. Не скажу, что я остро нуждался в тепле, но все-таки лучше остаться с Дарьей, чем без нее. И хорошо, если бы она мне приказала ехать к ней. Хоть какая-то, но отговорка перед памятью Олеси.

– Нет, не приказ.

Отговорок не будет. Жаль... Ничего, как-нибудь оправдаюсь.

– Все равно поехали... Если не помешаю...

– Не помешаешь.

Дарья жила в такой же однокомнатной квартирке, как и я. Место, правда, похуже, зато дом лучше и планировка улучшенная. А уж обстановку не сравнить с моей – мебель, может, не самая лучшая, но всему здесь свое место, про порядок и чистоту я уж и не говорю. Тепло домашнего уюта я ощутил с самого порога и вдруг почувствовал себя вернувшимся домой путником, которого растрясло в поезде. Захотелось принять горячую ванну, выпить сто граммов клюквенной настойки, надеть фланелевую пижаму и утонуть в пуховой перине.

– Чувствуется женская рука, – сказал я, снимая мокрую куртку.

Дарья хотела что-то сказать, кажется, грустно-сентиментальное, но промолчала, поджав губы. Молча взяла у меня куртку, развесила ее на плечиках, которые прицепила к ручке шкафа.

– Тебе, наверное, повязку нужно сменить, – сказала она, рукой коснувшись ворота моей рубахи, за которой скрывались бинты.

– А сможешь?

– Почему нет?.. Может, ванну примешь?

Сначала она сменила повязку, и это вышло у нее также легко и непринужденно, как будто она всю жизнь проработала медсестрой. Ничего страшного в моем ранении не было. Пуля повредила шейную мышцу, но даже двигательные нервы не задела. Рану обработали, зашили, и теперь она заживала – медленно, потому что загнаивалась. Возможно, виной этому было нервное потрясение, вызванное гибелью Олеси... Но гангрена мне точно не грозила, и последующая ампутация головы даже не рассматривалась. Ну а если вдруг, ничего страшного.

А потом Дарья приготовила мне пенную ванну, и я с удовольствием погрузился в теплую воду так, чтобы не намочить повязку на шее. Не стесняясь, она зашла в ванную, положила на стиральную машинку банное полотенце, чистое белье и даже халат. Видимо, наследство покойного мужа. Что, впрочем, меня не смутило. И кладбищенская хандра не усугубилась, напротив, казалось, она растворяется в мыльной воде вместе с грязью.

Из ванной я вышел в приподнятом настроении, в голове просветлело, разогретая кровь бодро струилась по жилам, но при этом усталость валила меня с ног. И сев на стул за кухонным столом, я понял, что сам, на своих двоих, уйти отсюда не смогу.

Дарья стояла у плиты, в переднике поверх уютного домашнего костюма.

– Помнишь, я обещала приготовить полноценный ужин? – сказала она, не поворачивая ко мне головы.

– Уверен, у тебя неплохо получится, – сказал я, клюнув носом.