Я промазал, опер – нет

– Ну, ирония, конечно, есть. Но мне действительно все это осточертело. Вот избавятся кадры от меня, уеду я на участок в свою деревню, может, поблизости где, обзаведусь хозяйством... Прадед у меня плотником был, дед тоже плотничал, отец мой хоть и слесарь, но дом сам, своими руками поставил. И я ему помогал, знаю, что как... Сам хочу избу себе поставить. Может, кого-то найму, но сам. Чтобы бревно гладкотесаное, чтобы размер был приличный, планировка – комнат пять-шесть, и чтобы не в клетях, чтобы все теплые были... Пять-шесть комнат – это, конечно, для деревенского дома много, никакой печи не хватит, чтобы их все обогреть, но я трубы проведу, батареи поставлю, на котел все выведу. Газа у нас нет, но ничего, угольком топить буду. Набросал с утра угля в топку вместо зарядки, а потом на службу. Вернулся, снова набросал и в теплую постель...

Я мечтал вслух, потому что возникла вдруг такая потребность выговориться. Я говорил, говорил, и грусть-печаль улетучивалась, как черный дым из паровозной трубы бегущего в будущее поезда. И призраки убитых мною людей исчезали вместе с ним в прошлом.

Дарья Борисовна слушала меня, расслабленно уложив щеку на ладонь. В глазах – прямодушный интерес и затаенный восторг. Она зачарованно внимала каждому моему слову, и когда я замолчал, взяв паузу, с трогательной улыбкой спросила:

– А зачем же вам так много комнат?

– Семьей обзаведусь, – не долго думая, простодушно сказал я. – Жена короедов нарожает...

– Жена – деревенская?

– Само собой. Чтобы никаких претензий к сельской местности. Чтобы коровы не чуралась, чтобы молоко парное можно было пить... Огурчики будем выращивать, летом закатывать, зимой есть. Баньку поставлю, веничков наломаю, насушу. Березовый веник нервы хорошо успокаивает, березовый – от ревматизма помогает, крапивный хорош на похмелье, печень бодрит и почки, смородина и можжевельник от простуды незаменимая вещь...

– А квасок холодный будет? – заслушавшись, спросила Дарья Борисовна.

– Будет. И пивко домашнее. Жена пироги с рыбой будет печь, с капустой, с клюквой, черникой. Если не сможет, мать научит. Она у меня по хозяйству первый мастер. Фасолевый суп из баранины в горшочках, а мятая картошка со свининой – это же пальцы съесть можно. Про щи я и не говорю, пельмешки само собой... Да, еще солянка. Правильно говорить не солянка, а селянка, потому что это сельское блюдо...

– Хватит! – Бесчетова ярко улыбнулась и хлопнула по столу ладонью. – Нельзя так аппетитно рассказывать, у меня уже слюнки течь начинают...

– Так нет же еще ничего, – грустно, но с надеждой сказал я. – Все пока только в далеком будущем.

– Да, но кушать хочется уже сейчас.

– И обед уже... Если уж о деревне разговор пошел, то я знаю одно место, где подают жаркое в горшочках по-деревенски. Грибы там, правда, тепличные, но все равно вкусно. Я пробовал. Можете и вы оценить.

– И что, вы меня приглашаете? – с приятным удивлением повела бровью Дарья Борисовна.

– А почему нет?

– Да, да, все правильно, как говорили древние, врага нужно держать поближе к себе.

– Во-первых, я не древний, а во-вторых, какой же ты мне враг, – неожиданно для себя перешел я на «ты». – Одно дело делаем... А то, что подвинула меня, разве ж ты в этом виновата? Да мне уже все равно. Хватит, настрелялся...

– Ну, вот и договорились, – благодарно улыбнулась она. – А то как будто чужие...

– Да, кстати, за палки, которые Глыжин срубил, извиняться не стану.

– А я извинюсь. За то, что трусом тебя назвала.

– Не помню.

– Зато я помню... Далеко это кафе, ну что там у вас? – в смущении опустив глаза, спросила она.

– Кафе, кафе… Нет, не далеко. Но лучше на машине. На моей поедем.

– Вы меня тогда внизу подождите, я сейчас...

Я еще не успел уйти, а она уже достала из своей сумочки пудреницу. Все правильно, если женщина прихорашивается, значит, она хочет нравиться – как минимум самой себе.

Ждал я Дарью Борисовну недолго. Постукивая пальцами о руль своей «Нивы», в зеркало заднего вида я видел, как она спускается с крыльца. Мне почему-то казалось, что она хотя бы попытается изобразить легкую женственную походку, но Бесчетова шла, казалось, в атаку – в спешке, сосредоточенно, усиленно помогая себе локтями... Впрочем, отталкивающего впечатления она не производила. И мне даже стало приятно, когда ее взбудораженная женская сущность заполнила мою машину.

– Обед переносится! – Голос ее прозвучал в начальственном тоне, но взгляд был извиняющийся.

– Что-то случилось?

– На Первомайской труп.

– Вроде бы не осень, а трупы как грибы.

– И тем не менее.