Я промазал, опер – нет

– Ну, личность известная. Может, вы его знаете, если из милиции. Адвокат он. Мне как-то совет дал... Анатолий Павлович его зовут, фамилия Меднянский... Он в начале одиннадцатого на работу пошел, мимо проходил. Вышел на улицу, а там холодно, решил домой вернуться, плащ, говорит, надену... Ну вот, вернулся...

– Ольга Дмитриевна, вы видели, как он в лифт заходил?

– Да, видела. Зашел, дверцы закрылись, лифт стал подниматься. А минут через десять Марина прибежала, дитя на руках несет... Покойник там, говорит.

– Минут через десять... А живет Меднянский на каком этаже?

– На одиннадцатом.

– Высоковато забрался.

– Высоковато, – тут же отозвалась консьержка. – Сказал, что квартиру менять будет, а то высоко, говорит, плохо, а у него гипертония, давление скачет...

Давление и стало причиной его смерти, подумал я. Давление пороховых газов...

– Уже не скачет, – скорбным тоном сказал я. – Меня интересует, кто его мог убить... Да, кстати, кто слышал выстрелы?

– Никто не слышал. Не было ничего.

– Может, вы, Ольга Дмитриевна, куда-то выходили?

– Да нет, здесь была... – неуверенно ответила женщина.

– А может, все-таки могли выходить?

– Ну, может, и могла... Но я у жильцов спрашивала, никто ничего не слышал.

– Вы что, по квартирам ходили?

– Нет, просто люди приходили, спрашивали, что там случилось. Ну и я спрашивала. Никто ничего не слышал...

– Ладно, разберемся, – мысленно перелистнув страницу воображаемого протокола, сказал я. – Значит, Меднянский повернул назад за плащом. Кто выходил на улицу после того, как он зашел в лифт?

– Девушка проходила, как зовут, не знаю, но живет у нас на пятом, кажется, этаже, – наморщив лоб, стала перечислять консьержка. – Еще кто-то проходил... Не помню кто, но, кажется, из наших...

– А не из ваших?

– Не из наших тоже был. Парень был... Да, парень... Высокий такой, ладный, ноги длинные, быстрые...

– А лицо?

– Так не запомнила я его лица... В куртке он был, с капюшоном. Капюшон накинул и пулей прошмыгнул мимо меня... Он в этой же куртке в подъезд входил. Синяя такая куртка, спортивная, с капюшоном, в такой куртке хорошо под дождем бегать... И очки солнцезащитные. Я еще тогда подумала, зачем ему очки, если дождь на улице... Да, он мокрый тогда был, когда входил. И выходил мокрый, не успел обсохнуть. Да что там полчаса каких-то...

– Так, подождите, не частите, – вытянув руку, осадил я Ольгу Дмитриевну. – Значит, парень этот зашел в подъезд, а через полчаса вышел...

– Да.

– Вы его не знали, но не остановили.

– Ну почему не остановила? – возмущенно вскинулась женщина. – Хотела остановить, но он так быстро мимо меня прошмыгнул – и вверх по лестнице, мимо лифта...

– Как же он тогда в подъезд зашел?

– Ну, как? Жилец зашел, а он за ним, шмыг мимо меня. Голову склонил и лица не видно... Кажется, очки были на нем...

– Да, очки! – впервые вступила в разговор Роза Тимуровна. – Синяя куртка и черные очки.

В ее внешности угадывались восточные мотивы, но говорила она чисто, без всякого акцента.

– Вы его видели?

– Да, я на улице была, а он возле мусорки стоял. Я еще подумала, может, он бомж какой-то.

– А что, на бомжа был похож?

– Ну, куртка у него не очень, такие, бывает, на помойку выбрасывают, если старая совсем, хотя у него не очень старая... Он все голову низко склонял, и капюшон совсем лицо закрывал. И еще очки... Я еще подумала, стесняется по мусоркам лазить, вот и прячет лицо... А он потом к подъезду пошел.

– Вы видели, как он к подъезду пошел?

– Да. Идет, под ноги смотрит, как будто деньги под ногами ищет. Вдруг кто что там обронил... Я сама недавно сто рублей нашла...

– Об этом мы с вами потом поговорим.

– Не надо! – спохватившись, женщина растерянно посмотрела на меня. – Если это вы потеряли, так и скажите, я отдам!

– Не терял я ничего.

За исключением должности, мысленно добавил я.

– И не надо про это... Значит, к подъезду пошел? К этому?

– Да, к этому. Встал и стоит, ждет.

– Что ждет?

– Ну, когда кто-то дверь откроет. Живет тут один, – неприязненно поморщилась Роза Тимуровна. – Важный такой. И глупый. Все ему не нравится, как я полы мою. Дома у себя, говорит, я так полы не мою. Конечно, говорю, так не мою. Дома я раз в неделю мою, а в подъезде через день... Сам в подъезде по вечерам курит, окурки бросает и еще ругается. Худой, злой... Потому и худой, что злой...

– Значит, он домой возвращался, а парень за ним увязался?

– Увязался, – махнув рукой на техничку, заговорила Ольга Дмитриевна. – Только жилец на лифте поднялся, а парень этот пешком... Ну, я гнаться за ним не стала, у нас тут наркоман один живет, ходят к нему тут...

– Где живет? Фамилия?

– Чья фамилия? – обескураженно встрепенулась женщина.

– Ну, наркомана этого?

– Да я точно не знаю, может, он и не наркоман вовсе.

– Да вы не бойтесь, я не скажу, что это вы мне про него сказали.

– Ну, восемьдесят седьмая квартира, Игорь его, кажется, зовут... Но я вам правда ничего не говорила.

– А почему так тихо? Чем он вас так напугал, этот Игорь?