Когда в сюжете появлялись вопросы, Андрей начинал бродить по дому, проходя километры туда и обратно. Первый этаж, второй, опять первый и второй… Он будто заводил внутри организма неведомый механизм, который разгонялся и рождал новый взрыв столь необходимого литературного непокоя. «Нельзя же так нервничать!» – часто восклицала Илона, наблюдая за этими странными хождениями. Но он не нервничал, он просто жил в меру своих возможностей. Если однажды ты проиграл битву писательскому таланту, то в твоей голове отныне и навсегда будут шелестеть страницы.
– Нина, ты же здесь? – произнес он ровно и резко повернул голову вправо.
– Да.
– Почему не спишь? На дворе ночь.
– Не знаю…
– Ты всегда разговариваешь так тихо?
– Нет.
Нина стояла около лестницы. И Андрей представил, как стремительно преодолевает расстояние в шесть-семь метров, берет девушку за плечи и приближает ее лицо к своему. Острая, почти болезненная, потребность сделать это, неожиданно сжала сердце и обдала жаром.
– Я могу разглядеть человека только с очень близкого расстояния. И я хочу знать, как ты выглядишь. Ты позволишь мне проявить такое любопытство?
Нина молчала, а Андрей пытался понять, что с ним происходит в последние дни?.. Несмотря на погружение в сюжет, он постоянно чувствовал присутствие рядом другого человека. Ее присутствие. И это при том, что сейчас женщины его не интересовали совершенно.
– Мне кажется… смотреть на меня не обязательно… – Нина явно развернулась, чтобы уйти, но замерла, точно желала получить разрешение на это. – Вам что-нибудь принести?
«Сырники с вишней», – мысленно усмехнулся Андрей и подошел к окну.
– Нет, иди спать.
– Спокойной ночи.
Он стоял долго и неподвижно, глядя в черноту сада, и лишь смутно улавливал свет фонаря. Память рисовала берег моря, хрустальные брызги соленой воды, смех, шелест листвы, два стареньких шезлонга, две белые чашки на краю поцарапанного предыдущими жильцами пластикового стола и облупившийся забор, покосившийся под тяжестью дикого винограда. Пожалуй, если Андрей и был когда-то по-настоящему счастлив, то там… и тогда… С той женщиной, которая не могла задержаться в его жизни надолго, но каждый вечер, прижимаясь крепко, шептала:
– Спокойный ночи, – ответил Андрей, зная, что Нина все еще стоит около лестницы.
– Завтра будет хороший день, – дежурно, без тени эмоций, произнесла она и добавила чуть громче: – Я верю в это.
Он сорвался с места, налетел на стул, отшвырнул его, сжал плечи Нины, развернул ее к себе, наклонился, уткнулся носом в макушку и втянул в ноздри незнакомый цветочный запах. Наверное, запах шампуня. Сердце колотилось бешено, и Андрей медлил, прежде чем сделать именно то, чего в эту минуту желал больше всего. У нее светлые волосы… Это он знает давно… Но какие глаза? Губы?..
Как и положено слепому, Андрей сначала прошелся по лицу Нины пальцами, а затем коснулся ладонями ее щек, приподнял ее голову и приблизился так, что дыхание девушки коснулось его лица. И как жадный пес, нашедший в лесу непонятную добычу, – ежа или перепуганную насмерть мышь, Андрей принялся «читать» каждый миллиметр кожи, изгиб переносицы, дрожь ресниц, родинку над правой бровью… И он это делал целую вечность, до тех пор, пока портрет не стал четким и ясным.
– Но… это не можешь быть ты… – прохрипел Андрей и отшатнулся, точно увидел привидение. – Кто ты?
– Я… Нина…
Судорожно вздохнув, она бросилась вверх по лестнице. Топот ног сливался с ударами его сердца и практически оглушал. Два человека не могут быть настолько похожими просто так…
– Кто ты?! – крикнул он и вцепился в перила.
Топот оборвался. Скрипнула ступенька. А потом раздался дрожащий голос:
– Я… ваша дочь… Извините… – Облако качнулось, зарябило, а потом растворилось в темном пространстве второго этажа.
– Сколько тебе лет?! – Еще не до конца осознавая услышанное, Андрей интуитивно попытался отыскать хоть какую-то точку опоры в происходящем.
– Семнадцать… – долетело непойми откуда и эхом зазвучало в голове.