Я пришел умереть

– Вот так-то… – Гуга остановился, налил себе стаканчик «тёмного».

Шнур молчал. Мне тоже говорить не хотелось. Я просто обернулся назад, в уголок, где ещё недавно стоял Саня – но там пристроился совсем другой сталкер. Сани не было.

– Знаешь, Мёртвый с ума сходил, разыскивая Настю. Страшным стал – не подойти. Пить начал. Жутко пить… Напьётся – и в Зону. Ты ж не новичок, Кир, сам знаешь – пьяному в Зоне – смерть. А ему… Не брала его смерть. Возвращался едва живой, измочаленный, с глазами… С неживыми глазами. Ночь переночует, напьётся, и – опять туда… Он даже обрез свой не брал. Забывал, или смысла не видел… Пустой ходил. Понимаешь? Совсем пустой… Как будто именно там надеялся её найти.

Гуга замолчал. Тяжело опёрся на стойку, кивнул какому-то клиенту: мол, сам… Тот, всё поняв, самостоятельно откупорил бутылочку и удалился на своё место. Шнур, как недавно я, всё смотрел в угол, где совсем минуту назад стоял Мёртвый.
Гуга вдруг ухмыльнулся: невесело, криво и страшно.

– Нашёл он свою Настю… «Там» нашёл. На руках всю дорогу тащил… Представляешь, Кир? Всю дорогу… Тут до посёлка-то – километров семь, не меньше… А ещё «там»? Ты смог бы? Шнур, а ты – смог бы?

Я отвернулся. Шнур вообще старался не смотреть в лицо Гуги. Ибо теперь сам Гуга стал похож на мертвеца.

– Едва вырвали у него девчонку родители… Он ведь как пришёл, так сел на камне у хаты, обхватил её крепко-накрепко и держал, держал, как в ступоре… Глаза – не видят, и только губы шепчут: «Настя… Настюша моя…». Девчонку вырвали. Живая она была. Живая… Только… Только не такая. Не узнавала никого, взгляд – стеклянный, непонимающий… Я её видел – знаете, смотреть страшно… Будто, и не человек вовсе… Фельдшера вызывали – так он приехал, посмотрел, и настрого приказал: срочно в город везти. Догадываешься, куда, Кир? Ага… Потом Игната в сторонку отвёл, и сказал: мол, договорится, чтобы в Хвою те не заезжали, чего местных будоражить? Пусть они сами собираются – вроде как в райцентр, а Настю… Настю из ФАПа заберут. Кому положено. Он же не дурак, Игнат… Он же знает, что ТАКОЕ не лечится… Нигде не лечится. Ну, а потом можно сказать, что в больнице померла. Всё лучше, чем так…

– С фельдшером я разговаривал. Видел он всё. И что руки у Насти в синяках да порезаны, и что… В общем, попользовались ею, как могли… Она ж… «девочкой» она была. Была… Так вот: Санька-то не знал, куда её везут-то. Но, видать, сердце подсказало… За Игнатом увязался. Ты ж Саньку знаешь… Его ж волк не учует, если он спрячется… Проследил он Игната с дочкой до самого условленного места. А уж там… Там приехала бригада. Специальная, а как же… С охраной. Настеньку под руки – и… Не получилось у них ничего. Её – к «воронку», а там у двери железной – Санёк уж стоит: к дверце прислонился, отдыхает будто, а в руке – обрез «на взводе». Охрана, ясное дело, то же с «табельным», однако жить обоим охота – даже не дёрнулись… Не ждали, что заместо девчонки безумной их мужик с обрезом встретит… Игнат потом рассказывал – растерялся он совсем. Да и прибит он был горем, здорово прибит… А Отморозок – он и есть Отморозок – сразу видно, с шутками у него туговато… Охранники быстро это поняли – мы, мол, ничего, мы, мол, так, сбоку… Нахрена им связываться? Он им на дверцу указал – послушно сели, как овцы… Главный, который там, у них, вроде за доктора – только в форме военной – так что-то доказать пытался. Мол, ошибку делаешь, парень… Мол, сам посмотри – с ней всё уже… Никто ей помочь не сможет. Много говорил этот «доктор». А Санька… Одной рукой Настю держит, крепко держит… Другой – «тульчанкой» своею на «доктора»: «Ты бы закрылся, дядя… Езжай, или это тебе уже никто не поможет!». И, знаешь – уехали. Четверо мужиков здоровых да ко всему привычных – уехали. Видать, почуяли в Отморозке силу. Большую силу… Страшную… А Игнат божился – сам видел, глазами своими, как Настя вдруг легонько, совсем слабенько приобняла вдруг Отморозка… А когда Санёк обернулся чуть, чтобы Настю-то половчее попридержать, то…

Гуга опять остановился. Отвернулся от стойки, и я видел, что он провёл ладонью по щеке. Не оборачиваясь, Гуга продолжил дрогнувшим голосом:

– Божится Игнат, что слёзы увидел. Отморозка слёзы…