За разговором этим наблюдал со стороны Фрол Минаев. За время, пока Степана держали в Черкасске и потом везли плененного, Фрол Минаев держался поодаль, наблюдал, но не подходил. А Степану было не до него. Степан, как пришел в память, все время был спокоен и задумчив. Иногда только подбадривал брата, павшего духом, улыбался и шутил с ним. На всех остальных смотрел с глубоким презрением.
Теперь, пока казаки ловили и седлали коней, Фрол Минаев подошел к Степану, присел рядом. Как когда-то, в степи, когда гнался атаман за другом-врагом, не догнал, упал с коня, – так же сидели теперь, только Степан был в железах. Оба, видно, вспомнили то свое сидение, глянули друг на друга, помолчали. Близко никого не было; Фрол заговорил:
– Степан…
– Ну? – Степан прищурился на Фрола… Долго смотрел, внимательно. – Что ж ни разу не подошел поговорить?
– А чего говорить? – наигрывая беспечность, но и принахмурившись, откликнулся Фрол. – Без разговоров все понятно. Чего говорить? Хотел я только спросить…
– Тебе – есть чего. Ты упреждал меня – твоя взяла. Вот и скажи, а не спрашивай. Посмейся хоть надо мной. Корней вон выговорил…
– Я не радуюсь, Степан, – искренне сказал Фрол. – Нет. Мне жалко тебя.
– Ну? – удивился Степан. – А кто это угостил меня сзади? В землянке-то?.. Не ты?
– Нет.
– Кто же?
– Не все равно тебе кто?
– Ну, все же.
– Мишка Самаренин.
– А-а. Я, грешным делом, на тебя думал. Похоже на тебя…
– Степан… – раздумчиво, с глубоким, серьезным интересом повторил Фрол, – дурацкое дело – теперь спрашивать: к чему ты все это затеял?..
– Дурацкое, – согласился Степан. – Надоело. Я ж тебе говорил.
– Ладно, не буду. Скажи только: пошто так легко попался? Сам ведь полез… Знал же: конец там тебе, зачем же лез?
– Э, не так все легко, Фрол, как на словах у тебя. «Конец»… Перебей мы вас тада, в землянке… Не знаю. Не знаю, кто из нас какие слова говорил бы счас.
– Четверо-то – двенадцать?! Ты что?
– Не знаю, не знаю. Одно знаю: вовремя меня Мишка угостил по затылку. Не знаю, куда бы качнулись эти ваши семьсот казаков. Выйди я тада из землянки цел, невредим – поднялась бы у кого рука на меня? А?
– Не знаю, – признался Фрол. – Как-то… не думал так.
– А я знаю. И ты знаешь: не поднялась бы. Опять хитришь. Все хитришь, Фрол… Ты все знаешь: они с вами, пока вы – над имя. Убери-ка счас отсуда всю головку старшинскую… А? – Степан засмеялся. – Встал бы я да зыкнул, как бывало: братцы!.. – Степан и в самом деле налег на голос, крикнул. Казаки, все как один, враз оглянулись. Кто успел поставить ногу в стремя, оглянулся, стоя на одной ноге, кто седлал лошадь, оглянулся с седлом в руках… Корней Яковлев шел к коню, от возгласа Степана, нежданного, аж споткнулся. Резко оглянулся… Не по-старчески скоро пошел, побежал почти к Степану, невольно сунулся правой рукой к поясу. И никто ничего не сказал, все молчали. Смотрели на Степана…
– А-а, – сказал Степан. – А ты говоришь.
Фрол Минаев махнул рукой Корнею, чтоб не спешил к пленнику, что пленник – дурачится. Корней, не поворачивая головы, глянул туда-сюда по сторонам – не видел ли кто, как он чуть не бегом кинулся к скованному по рукам и ногам человеку и даже за пистоль схватился? – проверил и, повернувшись, пошел опять к коню, медленно.
– Змей заполошный, – сказал негромко, себе под нос. – Ажник ноги подсеклись.
Степана истинно развеселила эта всполошка казаков.
– Вот, Фрол… говорят: не выливай помоев, заготовь сперва чистой воды. Правда. Всяко бывает… И так бывает: поехали пир пировать, а пришлось бы горевать.
– Да нет, тебе теперь уж не пировать, – тихо сказал Фрол.
– Как знать… – тоже тихо, глядя на затон, молвил Степан.
– Знаю. Это-то знаю.
– Ну, а чего ж ты ишо хочешь узнать, Фролушка? – спросил Степан ласково. – Чего тебе сказать, друг мой любый? – Он повернулся к Фролу.
– Зачем в Кагальник-то пришел? Неужель уйтить некуда было? Я прям ушам своим не поверил, когда сказали, что – едешь.
Степан ответил не сразу. И ответил неясно:
– Спотычка была у меня в жизни… Горькая одна спотычка. – Он посмотрел в далекую даль, и боль явственная проглянула из его глаз так, что он даже зажмурился. И опять молчал долго. Открыл глаза, глянул на свои руки и ноги, качнул горестно головой. – Вот за то и получил… эти дары. – Тряхнул железами, они покорно звякнули.
– Какая спотычка? – Фролу и правда было интересно. – У тебя много спотычек было. Какая же самая… горькая?
– Это я тебе не скажу. Другу сказал бы… Но у меня их не осталось. Вот на тем свете свижусь с имя – покаюсь. Повинюсь.
– Жалеешь, что не убил меня? На степи-то? – спросил еще Фрол.
– Нет, – честно сказал Степан. – Нет. Гнался – хотел убить, потом – нет. Не знаю… как-то расхотел. Я тебя ишо один раз мог убить… теплого, в постеле. Был я однова в Черкасске. Ночью. Ты даже не знаешь…
– Знаю, Корней говорил.
– А-а. Ну вот: мог зайти, приткнуть к лежаку… Не стал.
– Ну, а чего ты хотел-то, Степан? Прости меня… не думал спрашивать, а охота. – Фрол жалостливо смотрел на скованного давнего друга. – Я и тогда спрашивал, только не понял…