Кондрат выскочил из башни, засовывая на бегу в карман какие-то мелкие штуки.
— Что ты там? — зашипел Фрол. — Сдох, что ли?!.
— Пошурудил в карманах у их… — Кондрат никак не мог попасть ногой в стремя: татарская кобылка, не приученная к выстрелам, испугалась. Дико косила глазом и прядала вбок.
— Тр!.. Той!.. — гудел Кондрат, прыгая на одной ноге. — Чего ты, дурочка, испужалась-то?..
Еще трое бегущих приостановились, припали на колено… Казаки закрутились на месте, дергая поводья. Кони всхрапывали, сучили ногами, норовили дать вдыбки.
— Прыгай! — заорал Фрол. — Твою мать-то!..
Кондрат упал брюхом в седло… Подстегнули коней… Еще три выстрела прогремели почти одновременно. Под одним из казаков конь скакнул вбок и стал падать. Казак бросил его и прыгнул на ходу к Фролу, который для того несколько придержал свою лошадь.
Вылетели через Никольские ворота… И весь отряд Фрола на добром скаку скрылся в улочке, что вела от Кремля наискосок к Волге. Остался в воздухе только слабый следок пыли, да недолго слышался дробный стремительный бег коней.
Стрельцов было человек восемь. В числе первых подбежал к башне Иван Красулин, голова стрелецкий. Сунулся в башню…
Некоторое время его не было. Потом он вышел. Подавленно молчал. С силой потер ладошкой лоб.
Подбежали другие… По виду Красулина догадались, что тут случилось.
— Казаки?
— Должно… Кто же больше?
— Они, больше некому. Раз скоморохов взяли, то они. Не татарва же… Казачье дело.
— Вот чего, — заговорил Красулин, — скоморохов взяли — это не скроешь теперь, а вот стражных срубили — то надо замести как-нибудь. Надо чего-то выдумать.
— Срубили?! — узнавали вновь подбегающие.
— Вон лежат… За скоморохов можно перетерпеть, а за этих — не приведи господи: всем будет. Еслив кто из вас донесет тайком, и тому несдобровать: я всех тут знаю.
— Совсем срубили-то? — Двое вошли в башню… И тотчас вышли. — Да… Напополам развалили.
— Чего делать-то? — вслух думал Иван. — Самих ведь срубют… Ишо и умысел потайной присобачут: нарошно, мол, попустили. И так воевода окрысился давеч: «С ворами гуляете!»
— В воду, чего!.. Чего тут больше выдумаешь? Ушли — и все тут. С казаками ушли, мол. Кто проверит?
— Знамо, им теперь — где-нигде… все то же. Тут не грех и об себе подумать. Да ить как скоро управились!
— Как? Все-то как думаете? — спросил Красулин.
— В воду — и подальше, — согласились все.
С астраханской стороны Болды послышался конский топот, голоса. Свистнули.
На этой стороне от костров отделилось несколько фигур; пошли к воде. Было уже совсем темно.
— Ты, Фрол?! — спросил отсюда голос Ивана Черноярца.
— Мы! — откликнулся Фрол. — Переплавляйте!
Два стружка отвалили от берега.
На той стороне заводили коней в воду, пускали вплавь одних. Фырканье коней, плеск воды, голоса людей звучно отдавались ночной рекой. Ночи стояли тихие.
Стружки ткнулись в берег… Фрол прыгнул в передний.
— Ну как? — спросил его Черноярец. — Привез?
— Везем… Старик кончился дорогой. А парню язык срезали. Живой пока, но… худой тоже.
— Ох?.. Успели. — Иван сокрушенно прицокнул.
— Куда старика-то? — спросили есаулов с берега.
— Заноси! — велел Иван. — Завтра схороним. Вот твари дак твари!.. И за што ухайдакали? Ни за што.
Занесли на струг тело старика и полуживого Семку, поплыли.
— Уходить надо, — сказал Фрол. — Мы там двух стрельцов срубили… Всполохнуться могут.
— Каких стрельцов? Приставу?
— Ну.
— Про старика-то да про язык — не надо, промолчите, — посоветовал Иван. — А то его опять корежило давеча. Пусть хоть отойдет. Как со стрельцами-то вышло?
— Так… вышло: не стерпели. Кондрат вон раскроил. Как не сказать, говоришь? Про старика-то?..
— Не надо.
— А спросит?
— Привезли, мол… Шибко, мол, избитые — пусть отдыхаются маленько. Потом уж скажем. Сам потом скажу.
— Уходить надо, Иван. Какого дьявола дожидаться? Пока у их терпленье лопнет? Дождемся…
— С конями он затеялся… Посулились татары ишо пригнать.
— Да мы их на Царицыне приторгуем, у едисанов! А нет, на Дон пригонют.
— Вот будешь счас с им говорить, скажи так. Надо, конешно, уходить.
10
Дни стояли ясные. Огромное солнце выкатывалось из-за заволжской степи… И земля, и вода, все вспыхивало тихим, веселым огнем. Могучая Волга дымилась туманами. Острова были еще полны жизни. Зеленоватое тягучее тепло прозрачной тенью стекало с крутых берегов на воду; плескались задумчиво волны. Но уже — там и тут — в зеленую ликующую музыку лета криком врывались желтые чахоточные пятна осени. Все умирает на этой земле…
Разинская флотилия шла под парусами и на веслах вверх по Волге. Высоким правым берегом, четко рисуясь на небе, то шагом, то неторопкой рысью двигалась конница в полторы сотни лошадей. Там был Иван Черноярец.