Я превращу твою жизнь в ад

Переступая через лужу, я двинулась к своему столу. И тут меня ждал неприятный сюрприз. Вся поверхность стола и стула была исписана: “шлюха”, “гори в аду тварь”, “сдохни”, “крыса”. Не показывая, что меня задели обидные надписи, я постелила на стул листок бумаги, переживая за мои любимые джинсы, на которых могли потом остаться следы от маркера, и уже намеревалась сесть, как кто-то сзади буквально выдернул стул из-под меня, и я пребольно приземлилась на пол. Вся аудитория хором засмеялась. Я подскочила как ужаленная.

— Вы что, совсем охренели?!

— А чего ты ожидала? Как думаешь нужно обращаться с крысами? — староста встала передо мной, скрестив руки на груди.

— Крысе — крысиная участь!

— Сдохни, крыса!

Я стояла и не могла поверить своим ушам.

— Я не крыса! Меня подставили! — крикнула я.

— И кто же это сделал? — спросила староста.

— Я… я не знаю! Но это точно была не я!

Я решила не говорить про Сейю Коу. Мне всё равно никто бы не поверил.

— Как же удобно! Может это был однорукий человек, как в фильме? Не смеши Цукино! Ты попалась! Ты в курсе, что не все теперь получат стипендию, и вынуждены будут брать кредиты или устраиваться на вторую работу?

— Я этого не делала!

Она подошла ближе и дала мне пощёчину. Кто-то толкнул меня в спину, а затем и вовсе получила затрещину. Я выставила руки, чтобы защитить голову, но это не помогало. Удары так и сыпались на меня со всех сторон. Кто-то подставил мне подножку, и я упала на пол. Краем глаза я увидела, что староста уже занесла ногу для удара, как дверь аудитории отворилась, и в класс вошёл преподаватель. Мои мучители кинулись врассыпную.

— Что за беспорядок? — спросил он, косясь на ведро и огромную лужу.

— А это Банни Цукино решила подшутить и разлила.

— Да-да! Это Цукино сделала.

— Мисс Цукино, потрудитесь убрать всё, что вы натворили. У вас десять минут. — Преподаватель сдвинул брови, перепрыгивая через грязь.

Я поднялась с пола и под насмешки сокурсников поплелась в туалет за бумажными полотенцами. Я посмотрела на Сейю Коу. Он беззаботно сидел в окружении почитательниц. Наши глаза встретились. Он ухмыльнулся. А в моей голове, словно прозвучал его голос: “И ты тоже придёшь”.

Глава 6

Я всегда считала, что трудности закаляют характер и помогают личности эволюционировать. Это утверждение верно, если ты теоретически видишь свет в конце тоннеля. Спустя три недели мой свет стал меркнуть, и я физически стала ощущать себя потерянной во мраке. Первое время я думала, что история с подтасовкой контрольных станет постепенно забываться, гнев и разочарование моих сокурсников сгладится, уступая место простому игнору. Однако чем больше времени проходило, тем сильнее я чувствовала их ненависть. Многие из них уже решили финансовый вопрос с обучением на следующий семестр, что должно было означать наступление затишья, но вопреки всем моим ожиданиям, издевательства стали носить более изощрённый характер. Меня как бы невзначай толкали, неосторожно проливали горячие напитки на одежду, незаметно резали бритвой мою сумку и вещи. Староста стала умалчивать о переносе занятий, мне часто не доставались нужные для учёбы распечатки, на спину клеили стикеры с обидными прозвищами, мои контрольные работы и рефераты стали теряться…

Первое время я гадала, в чём может быть причина, а потом до меня дошло. Из меня просто сделали громоотвод, грушу для битья. Все свои неприятности и неудачи сокурсники выплёскивали теперь на меня. Они не чувствовали раскаяния или жалости. В их подсознании чётко укрепилась установка, что я заслуживаю всё это. “Таких как ты нужно давить”, — сказал мне мой однокурсник. И они давили. Я старалась не обращать внимания и с безразличием воспринимать все их выходки, но если большую часть своего времени ты находишься под постоянным прессингом, рано или поздно твоя бронь начинает трещать по швам. Возможно, мне было бы легче, если бы Мина поддерживала меня, но она со мной не разговаривала. Моя подруга не принимала участия в издевательствах, но сторонилась и всячески избегала.

Возможно, это могло показаться странным, но я не плакала. Даже когда оставалась одна, и никто не мог меня увидеть. Я впала в какой-то странный анабиоз. Мне было обидно, рыдания сдавливали горло и грудь, но я не могла пролить ни слезинки. Мне казалось, что если я начну плакать, то больше никогда уже не остановлюсь.