Но Дарла не плакала. Совсем. Она ощущала леденящий ужас, настолько пронзительный, вызывающий оцепенение, что даже слезы не шли. Кажется, она уже тогда понимала, что ожидало их впереди.
Возгласы с палубы перемешивались с грохотом разбушевавшегося моря. Все внутри каюты тряслось, ходило ходуном, переворачивалось, а когда судно в очередной раз накренилось набок, к ним ворвался отец. Его лицо побледнело от холода, волосы облепили голову, а с одежды лило ручьем.
Отец что-то крикнул, мама испугано закивала, сжав ладонь дочери в одной руке и холщовый мешочек с деньгами на первое время — в другой. Вот они находились в каюте, потом их объял полумрак корабля, и через мгновение вся их семья бежала по палубе к шлюпкам.
Соленые брызги хлестали по щекам, подгоняемые ураганным ветром. Гроза неистовствовала. Росчерк молнии осветил фигуры и лица, и это была единственная вещь, за которую Дарла благодарила непогоду. Она позволила девочке проститься, увидеть родителей в последний раз, а потом обрушившаяся ниоткуда волна смыла их в гудящее море.
Вода встретила девочку холодной мощью чего-то древнего. Она была уверена, что утонет, удары волн настойчиво вышибали остатки воздуха из ее легких. Рука мамы больше не сжимала ее ладонь, Дарла осталась одна, в море, которое должно было поглотить ее точно так же, как те ягоды, что она кидала с корабля.
Должно было…
Дарла плохо помнила те минуты, растянувшиеся в часы, но в какой-то миг вода стала теплой и податливой, выпихнула ее на поверхность, мерно покачивая на волнах, и понесла к суше, откуда-то твердо зная, где ее искать.
Девочку качало на волнах, словно тонкую тростинку. Те часы, что она провела в воде, навсегда оставили след в ее душе. Вскоре силы начали иссякать, и воднице захотелось прекратить эту борьбу. Дарла замерзала, и причиной тому было совсем не море, уже значительно позже вспоминая свое плаванье, она догадалась — наступило магическое истощение.
И водница бы сдалась, позволила воде забрать свою усталость и горе… Ведь если задуматься, что может маленькая девочка противопоставить огромному морю? Она всего лишь одна из путешественников, людей, чьи корабли терпели кораблекрушения, одна из многих… Но Дарла не остановилась. И причиной тому не безрассудная смелость, упорство и желание бороться до конца, а безграничный страх. Девушка не заблуждалась на этот счет, она отчетливо помнила, как сама мысль о том, что ей будет больно и как легкие начнут разрываться от нехватки воздуха, нагоняла на нее животный ужас, заставляя исчерпывать до дна крупицы сил.
Вскоре она перестала всматриваться вдаль в надежде увидеть полоску суши. Девочка лежала на спине, экономя силы, на грани сна и яви. И не поверила в свершившееся чудо, когда ее тело прибило к берегу, и прибрежные камни расцарапали локти.
«Последний сон… Да, это так. Я не могла спастись», — думала она, содрогаясь от холода. Взошедшее над горизонтом солнце совсем не грело.
Свернувшись клубком на берегу, позволив волнам лизать обнаженные ступни и не в силах отползти чуть дальше, она потеряла сознание. Но даже в бреду море не отпускало ее, холод был всюду, он стал ее частью, изощренным способом доказывая, что Дарла не умерла.
Девочку нашли рыбаки — так ей сказали. То время окрасилось неопределенностью и молчанием. Она несколько месяцев жила в маленьком поселке на берегу моря, в семье, где и без нее оказалось двое детей. Несмотря на это, поначалу те люди отнеслись к ней с пониманием.
Но мало кто способен выдержать чужого ребенка, рыдающего ночами, и угрюмого, неразговорчивого при свете дня. Понемногу терпение людей таяло, и Дарла стала уходить на весь день к морю, чтобы не мозолить глаза. Ей было некуда пойти, она не знала здешних мест и не имела денег.
Дарла сидела на камнях, иногда собирала ракушки, и вскоре обнаружила, что вода слушается ее и расступается перед ногами, так что можно зайти глубоко в море, оставшись при этом сухой. Она тренировалась каждый день, открывая новые возможности, пока один из рыбаков не увидел ее. Весть об одаренной облетела поселок в мгновение ока, и вскоре Дарлу — отличающуюся, непонятную и потому опасную — выставили из дома.
Нашедшие ее люди отправили посыльного в ближайший город с письмом, а девочку переселили на окраину в пустующую и разваливающуюся хижину.
Отчуждение длилось неделю. Дарла и раньше чувствовала одиночество, но не думала, что может стать хуже. Хотя никто больше не требовал от нее улыбок или послушания, теперь она была предоставлена самой себе.
Прибывшие незнакомцы в одинаковой серой форме отвезли ее в город — суетливый, живой и опасный. Он понравился ей куда больше захудалого поселка, состоявшего из пары улиц. Скорее всего, она так и осталась бы в одном из сиротских домов, выросла бы в окружении таких же беспризорников, как и она, но и в этот раз водный дар выручил девочку.