Теперь летний собор являет собой довольно жалкое зрелище. Все его ценные украшения разрушены. Отдельные части иконостаса и разных обломков свалены в кучи у стен. Стекла в высоких фонарях над главами разбиты и зимой здесь, видимо, холодно, как на улице. Весной же все отсыревает. Прекрасные фрески, выполненные палехскими художниками по мотивам старинной итальянской живописи, облупились настолько, что реставрировать их, видимо, уже поздно. В довершение картины — посреди храма — огромная куча голубиного помета (кубометров в 5). Голуби здесь в течение ряда десятилетий были единственными обитателями и хозяевами. Говорят, что многократно пытались вставлять стекла в фонари, даже двойные, но каждый раз голуби их разбивали с наступлением зимы, а весной изнутри собора вили гнезда и выводили огромное количество птенцов. Жалкое и грустное зрелище. Но, может быть, кое-что еще можно сделать, чтобы хотя бы внешне восстановить былую красоту и величественность храма.
В древней части собора (XVII в.) в мое время не было никаких изменений обстановки древности. Все говорило о далеких временах — иконы древнего письма, потемневшие от времени в серебряных окладах, старинные подсвечники и украшения, толстенные свечи (10 см в диаметре) из белого воска, древний резной иконостас и книги, и рукописи XVI и XVII веков. Я вспоминаю эти, закапанные воском, грязные по углам от пальцев многих поколений дьячков книги времен патриарха Иосифа10 в деревянных переплетах с застежками, или остатками от них. Много книг имелось и дониконовской печати11. Куда все это девалось? Лишь немногое уцелело.
В старинной Покровской церкви внизу, где было больше всего древностей, в 1970 г. был какой-то склад, и мне не удалось тогда посмотреть на то, что в детстве было привычным. В этой церкви служили иногда в будни, но большей частью в Великом Посту. Помню: «Душе моя, душе моя, восстании, что спиши». Помню, на паперти церкви была лесенка в сторожку. Она насквозь прокурена махоркой дьячками и пономарями, которые, вероятно, еще лет 200 назад выходили сюда во время длинных служб по очереди «перекурить».
Вспоминаются и другие моменты во время служб в соборе. Лет с 5 я, как «мужчина», уже ходил в алтарь и наблюдал, как сторож раздувает кадило, а лет с 6 стал сам этим заниматься, клал ладан на горящие уголья и подавал кадило священнику или дьякону. В то же время я «подпевал» на клиросе. А когда мне стукнуло 7 лет, я настолько продвинулся в знании богослужения, что мне в первый раз в жизни было доверено чтение шестопсаломия за всенощной12. Это произошло, однако, лишь после того, как отец и его старший коллега дьячок Александр Федорович Померанцев убедились в том, что почти все шестопсаломие я знал наизусть.
Когда же во время служб я не был занят подобными делами, я слонялся от скуки по алтарю, конечно, в тех его частях, которые были в отдалении от священников и дьякона, и обследовал содержание стенных шкафов и ниш, закрывавшихся железными дверями, но обычно не запиравшимися. Чего-то здесь не хранилось? Вдруг вытащишь большой, шитый шелком плат, который, как выяснялось позднее, был вкладом какой-нибудь царицы, или боярыни, шитый ее собственными руками. Или вдруг попадется старинная грамота, написанная почерком с завитушками с вислой печатью. После я узнал, что большая часть таких грамот — это ставленнические грамоты давно умерших священников. Были, вероятно, и другие, более важные.
Дошкольное воспитание, в котором немалую роль играло посещение богослужений, в наше время может показаться диким. Но сейчас, спустя 70 с лишним лет, я прихожу к выводу, что такое воспитание принесло для дальнейшей моей учебы и всей деятельности и определенную пользу. В Солигаличском соборе я приобщился к познанию русской старины, невольно учился уважать старину и ее проявления, которые я непосредственно наблюдал. Замечу еще, что полезным следствием посещения служб в соборе было развитие памяти. Уже к 7 годам я знал наизусть все шестопсаломие, несколько псалмов и большинство обычных песнопений, тропарей, кондаков, ирмосов и т. д.
В большие праздники, особенно в конце лета, в соборе пел хор любителей. Хор этот был особенно эффектен в летнем соборе, когда певчие распевались на хорах. Духовная музыка в хорошем исполнении прекрасна. Вспоминаю канон на «Воздвиженье» — «Крест начертав Моисей…» Хор состоял из семинаристов, учеников духовного училища и студентов, приезжавших на родину на летние каникулы, а также поповичей и поповен. У некоторых были прекрасные голоса. Помню тенора Николая Семеновича Суворова (говорят, он жив? 1971 г. и живет в Пятигорске?).