Я помню музыку Прованса

– Перестань! – отвечает она, швыряя в него подушку. Он со смехом уворачивается.

Они молча наслаждаются мгновениями. В ветвях тихо шумит ветер. Джулия думает о бабушке, о ее болезненных отношениях с отцом. Обида, недостаток нежности – бабушка вспоминала об этом с неохотой. Но за горькими словами и недомолвками Джулия ясно видела трудную, неровную любовь между Жаниной и Жозефом.

– Бабушка иногда говорит о своем отце? – спрашивает она, глядя, как Феликс делает себе еще один бутерброд.

– Нет, а что?

Джулия не решается ответить.

– В ее спальне я нашла дневник. Там была записка, из которой явствует, что его должны прочесть после бабушкиной смерти, но… В общем, я прочла несколько страниц.

Феликс слушает, не перебивая.

– Не знаю, хорошая ли это идея, но ты сам сказал, что бабуля не в лучшей форме, и…

Она бормочет что-то невразумительное.

– Она его передала тебе, разве нет? А со здоровьем еще не все до конца ясно. Всего врачи не могут предвидеть. Кто знает, может, если ты прочтешь дневник, это поможет ее вернуть?

Об этом Джулия не подумала. Слова Феликса вызывают у нее неожиданный прилив оптимизма.

– Правда… – добавляет он, глядя в пол.

– Что?

– Будь готова прочесть неожиданные вещи. Не всякую правду приятно узнавать…

Джулия молча кивает. Правда требует мужества и от того, кто ее говорит, и от того, кому ее говорят. Изменят ли эти тайны ее представление о бабушке? Затем ее мысли обращаются к Люсьене. Та точно знает больше, чем захотела рассказать. Пытается защитить Жанину?

У Джулии звонит телефон. Она достает его из кармана и морщится. Боится нажать не ту кнопку, чтобы случайно не ответить на звонок. Феликс хохочет.

– Осторожно, а то загорится! Случайно, не поставщик трюфелей?

– Нет, хуже…

– Выкладывай.

Телефон умолк, и Джулия облегченно вздохнула.

– Это мой редактор. Я должна была сдать рукопись два месяца назад, но не могу написать ни слова.

Ее накрывает волна стыда.

– А почему ты ему не скажешь? Разве он не поймет?

Джулия кусает губы.

– Ты что, из таких, кто никогда не просит о помощи?

– Нет, я не из таких, – защищается она. – Просто у меня неудачный период. Не хочется из-за этой книги терять работу. Я уже десять лет пишу за других, и это – просто очередной заказ. Не знаю, почему не получается, не вижу никакой причины.

Звучит фальшиво. Лишь бы Феликс не заметил. Он подливает вина и высоко поднимает бокал:

– За свободу быть собой!

Джулия лениво кивает. От вина кружится голова.

– А почему ты не пишешь сама для себя?

– У меня в столе лежит рукопись, я периодически к ней возвращаюсь… Исторический роман, действие происходит в Средние века…

– Дай угадаю: про белокурую деву, которая заперта в башне и не разговаривает с деревенскими барышнями?

Какой у Феликса заразительный смех. Джулии наконец удается расслабиться. Оказывается, парижская жизнь душит ее гораздо сильнее, чем она думала. В тридцать три года живет как старая дева. А если она сделала неправильный выбор? И делала ли она вообще выбор? От этой мысли кружится голова. Она поспешно добавляет:

– Думай, что хочешь, но быть писателем-призраком увлекательно. Когда в центре внимания другие, это не так уж плохо.

– А я люблю быть в центре внимания. Обожаю сцену. Моя мечта – танцевать на Бродвее. Прыгать по воображаемым лужам в ослепительном свете софитов и петь песню из мюзикла Singing in the Rain. Айм си-и-ингин ин зэ рэйн, джаст си-и-ингин ин зэ рэйн! Уот э глориус филинг, айм хэппи эгейн!

Джулия заливается смехом, а Феликс не может остановиться.

– Мое любимое, «Король-лев», – объявляет он и встает.

Повернувшись к балкону, Феликс гордо вытягивает вперед подушку – это львенок – и запевает:

– Ма-а-а сэ уэ нья-а-а-а, мамами тибаба, сэ ти у…

– Поешь на всех языках, даже на зулусском, потрясающе! – весело кричит Джулия.

Феликс опускается в кресло. Его взгляд улетает за горизонт.

– Знаешь, Джулия, внимание делает тебя живым.

Слова Феликса проплывают по воздуху и на мгновение застывают рядом с Джулией. Живым.

– А что тебе мешает? – решается она спросить.

Лицо Феликса становится непроницаемым.

– Не люблю конкуренцию. На кастингах я совершенно теряюсь. Как будто кто-то мне шепчет: «Ты бездарь. У других все получается лучше. И что скажет мама? Ты не представляешь, во что ввязываешься».

Джулия хочет его подбодрить, но слова не находятся.

Задувает холодный ветер. Феликс ежится и достает вязаную шапочку. Джулия отнимает ее.

– Я тебе кое-что покажу…

Она выворачивает шапочку наизнанку и достает бумажку.

– О, как печенье в китайском ресторане! – удивляется Феликс.

– Ты и не догадываешься, как близок к истине.

Улыбаясь одними глазами, она протягивает предназначенную ему фразу: Будьте собой, остальные роли уже заняты.

– Заставляет задуматься… – говорит она с загадочной улыбкой.

Феликс в восторге от записки. Он собирается что-то сказать, но телефон Джулии громко оповещает о полученном сообщении. Увидев на экране имя редактора, она норовит спрятать телефон подальше, но Феликс выхватывает его и читает вслух: