Читаем Я побит - начну сначала! полностью

Можно, конечно, нарядившись в пару «джинсовых» фраз, этаким «гоголем» пройтись по колонкам «Литгазеты» — как это сделал ушлый критик С. Рассадин, обнаружив глубину знания, и в порядке откровения процитировать Николая Васильевича (какое-нибудь самое известное высказывание).

Минуя доводы, сразу кинуться к выводам.

Смысл статьи таков: пришло время разобраться в Гоголе. И вовсе не как в сатирике, а как в лирике. Как в особом направлении гуманизма материнского[125], взамен отцовского (Толстого). Пришло время открывать подлинного Гоголя как отца натуральной школы, как художника, давшего программу всему современному искусству.

Перед Гоголем люди до сих пор в оторопи.

Гоголю в кино «повезло»: дважды экранизировался «Ревизор», были сняты знаменитые «Мертвые души», поставленные во МХАТе. А сейчас на «Мосфильме» выходит 8 (6) серий «Мертвых душ» с Калягиным — Чичиковым. Дважды ставилась «Шинель», поставлена «Майская ночь», «Нос».

Так случилось в моей жизни, что я в разные периоды своего творческого пути сталкивался с Гоголем. Это был спектакль в письмах и воспоминаниях (тогда еще такой жанр не входил в обиход и не был модой), в училище я играл «Тяжбу» и Добчинского в «Ревизоре», в театре первым эпизодом был Мишка в «Ревизоре», потом снова Добчинский, и даже сам Хлестаков (2 акта — перед худсоветом) и снова «Тяжба». Наконец, были «Шинель», Акакий Акакиевич, работа над «Ревизором» (поставил Л. Гайдай) и «Нос» на ТВ.

Что есть мой Гоголь?

Гоголь — это для меня проблема взаимоотношений кинематографа и литературы.

Гоголь — это открытие идей «полного взгляда на вещи».

Гоголь — это открытие сложных отношений художника и времени, гения и толпы, прошлого и настоящего.

Гоголь — это предвосхищение нашего сегодня, невыполненное задание дней сегодняшних и завтрашних.

Гоголь — это открытие материнского гуманизма. И т.д. и т.д. (не перечислить!)

Наверно трудно писать о своем Гоголе, ибо кто сегодня может интересоваться тем, что «давно известно каждому»: «Все мы вышли из Гоголевской шинели», «смех сквозь слезы» — небольшой набор нашего утлого «знания» великого классика загораживают от нас фигуру грандиозную, фантастическую, непонятую, фальсифицированную, драматическую, сегодняшнюю и завтрашнюю.

Гоголь шел от тайны жизни к ясности и от ясности к новой тайне.

Не понимать артистической, именно актерской, лицедейской природы творчества Гоголя — это ничего в нем не понимать.

Зачем ставить «Нос»? Кроме всего еще и затем, что школярское представление о классике и развязное суждение какого-нибудь «эрудита» в равной степени отвращает людей от классики...

«Нос» Д.Д. Шостаковича — грандиозное произведение. Вот бы достало Д.Д. Шостаковичу от критиков: «Там не только "Ковалев умирает", там с торговкой бубликами что делается, а нос убивают...», чтобы сделать реальным его возвращение.

Но самое прекрасное — это раскрытие страдательности фигуры Ковалева. Хочет этого кто или не хочет, но Ковалева становится жалко, и он попадает в положение Акакия Акакиевича. Он проходит тот же путь: частный пристав его поносит, значительное лицо его вообще не принимает, никто не хочет и не может его понять. Вот в чем «отдельность», «разобщенность». (Для С. Рассадина застолье и распитие — уже близость и даже братство, это от нищенства.)

В картине «Нос» в заведении «Кушанье и чай» авторский текст распределен между цирюльником Иваном Яковлевичем и майором Ковалевым. Они хорошо знакомы, ведь Иван Яковлевич регулярно брил Ковалева. В своей печали по поводу пропажи носа Ковалев снизошел до застольной беседы с цирюльником. Они выпивают по рюмке водки, но в конце фильма, когда нос уже на месте, Ковалев в который раз говорит свою «коронную» фразу Ивану Яковлевичу: «У тебя, братец, вечно руки воняют!». И, как всегда, отвечает цирюльник: «Чего бы им вонять, право не знаю. Чисты-с». Поэтому ни о близости, тем более братстве речи быть не могло, в чем упрекнул Быкова критик Рассадин.

Подчас в разговоре о специфике телевидения или о специфике задач телевизионных экранизаций есть странная попытка найти специфические признаки особой (телевизионной) глупости, телевизионной некомпетентности и специфически телевизионной бездарности.

«Все это наша необразованность» — этим пользуются полупридурки у Островского или Чехова. Еще у Гоголя в «Ревизоре» судья Ляпкин-Тяпкин прочел две книги и считал себя умнее всех... Критик, который сидит в засаде с цитатой, известной всем.

Эпиграфом к ответу Рассадина могла бы быть песня, которая так не понравилась Рассадину: «Уж как нонешние люди, они молоды-лукавы, с измальенька вороваты, не видавши, много видят, не слыхавши — много слышат».

Надо действительно преувеличивать значение застолья всерьез, чтобы близостью и даже братством считать то, что Ковалев и Иван Яковлевич чокаются. Очевидно, по этой логике М. Козаков — лучший актер телевидения, а оскорбительное у Гоголя «братец» для Рассадина уже звучит как «я брат твой!» (Достоевский!).

01.04.84 г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии