Я пишу - лучше всех

Читать ничего не брал, думал над новым замыслом - хочу написать "Большую книгу любви": большеобъемное свободное эссе с включением чужих стихов, рассказов, писем, прочитанных или услышанных ранее историй на данную тему, моих собственных размышлений и моего личного опыта. Эпиграф из Пушкина: "...Здесь нет места ни для аристократа, ни для демократа. Здесь только одна-единственная великая сила - ЛЮБОВЬ".

* * *

Ночью проснулся от сильнейшего ливня и часа два лежал, слушая его шум. В среду Марине было нужно к 12 часам на работу, и потому она поехала рано, а мы с Алинкой ещё подремали, потом позавтракали и отправились следом одиннадцатичасовой электричкой. Заскочил на десять минут в "Литгазету", потом побывал в Союзе писателей, где я взял свежий номер газеты "Завтра", и поехал с Алинкой домой, так как к 16-30 ей нужно было быть в Марьино у врача на сеансе иглоукалывания.

* * *

В "Завтра" - прочитал сообщение о том, что на редакцию журнала "Наш современник" упала стена рядом стоящего шестиэтажного дома, в котором велся ремонт. Тут же помещен снимок Станислава Куняева на фоне руин... Попробовал дозвониться до кого-нибудь из редакции, чтобы узнать, насколько серьезно повреждено здание, но все телефоны молчат, видно, никого нет в городе. Боюсь, как бы эта авария не послужила основанием для отказа в публикации моего романа о Москаленко, который я ещё в июне оставил для ознакомления Куняеву - скажут теперь, что, мол, рукопись погибла под руинами, так что, извини...

Гвоздь "Литературной газеты" - статья Дмитрия Беловецкого о предательстве генерала КГБ Олега Калугина, выдавшего Западу некоторых из своих коллег по разведке, и Вадима Бакатина, выложившего американцам на блюдечке прочие тайны наших спецслужб. И хотя автор статьи и пытается заслонить сущность сделанного этими людьми витиеватыми высказываниями типа: "я думаю, что предательство - это ещё и момент нравственной саморегуляции, подчиненной не только собственной эмоциональной оценке, но общечеловеческим принципам, нормам, понятиям добра и зла", клеймо Иуд двум этим "деятелям" не смыть с себя уже никогда.

В этом же номере "Литературки" мне запомнился рассказ Виктора Широкова "Счастливчик Белов" - о крахе частных ожиданий, вызванном крушением СССР, а также стихи донецкой поэтессы Натальи Хаткиной. Ее поэтический голос я запомнил ещё со времен своей жизни в Донбассе - я до сих пор помню, как, познакомившись впервые с её стихами (лет, наверное, уже пятнадцать двадцать тому назад назад), я вполне серьезно, хотя, так сказать, и "заочно", влюбился в их автора. Но надо признаться, что мое чувство так и осталось тогда платоническим, так как я в то время был ещё мало кому известный начинающий критик, а она уже вовсю печаталась в донбасских изданиях, а главное опубликовала тогда счастливые стихи о состоявшейся любви и испытанном чувстве материнства: "Под окошком больничной палаты / ты кричишь: "На кого он похож?" - / На тебя, дурачок. Всё как надо. / Ты теперь никогда не умрешь..." В новой подборке, насколько можно видеть, преобладают совсем иные мотивы и настроения, но талант поэтессы остался на том же высоком уровне: "Когда я слышу гаммы за стеной, / я мучусь неизжитою виной. / Мне мама в детстве говорила с чувством - / коль я не овладею сим искусством, / то стану бедной, старой и больной... // И это всё произошло со мной"; "...Потемнело окно - и так хочется быть откровенным. / И кого-то большого за малые беды корить. / Ты приходишь ко мне темным вечером с белым портвейном. / Не ходи без портвейна - о чем нам с тобой говорить?"; "В темное небо смотрю - / как-то мне всё непонятно. / "Господи, - говорю. - / Тошно без связи обратной!.."

* * *

...Ну а вечером я опять листал свои записные книжки двадцатилетней давности, обнаруживая в них будто бы и не мною написанные строки:

"...И будет день. А значит, будет пища. / А может быть, совсем наоборот: / потухнет печь в моем пустом жилище / и кредиторы встанут у ворот. // Но будет день! А значит, будет солнце. / Но даже если будет дождик густ, / я выйду в сад и прямо под оконцем / жасмина посажу красивый куст. / Или забор поправлю у старушки / и из колодца наношу воды. / Иль будут виться под рубанком стружки, / и буду я, как прежде, молодым... // Я работягу - не изображаю. / Но жизнь - идет, и это - не пустяк. / Я строю дом. Я дерево сажаю. / Я вижу мир... И я в нем - не в гостях."

"Постигаю рождение дня, / по ноге хворостинкой стегаю. / Жизнь, как в улицу, входит в меня, / шагом спринтерским настигая..."

"Ездил я с шоферьем отчаянным / по суровым сибирским зимникам. / Подкреплялся в дешевых чайных, / ночевал у знакомых Зинок. // И на сотни таежных милей / слыл я ухарем и пижоном. / Мужики меня - в чайных били, / утешали меня - их жены..."

"Поземка мыкалась по улице / и в переулках, что тихи, / с грудным надрывом Ахмадулинским / читала белые стихи..."