Я, опять я и еще раз я

— Манипуляции генами, выходящие за рамки контроля над болезнями и врожденными дефектами, запрещены законом. Эти запреты были наложены, потому что люди и наука всегда хотят большего. Если можно излечить или исправить эмбрион, зачем останавливаться на достигнутом? Почему бы не изготовить его на заказ? «Мне, пожалуйста, девочку. Да, спасибо, светленькую, голубоглазую, и, раз уж вы этим занялись, добавьте ей задорный курносый носик». Люди готовы дорого заплатить за совершенство.

— Это большие натяжки, Ева.

— Может быть. Но у нас есть генетик, пластический хирург и элитарная частная школа. При таком строительном материале ничего натягивать не приходится. Я имею право поинтересоваться тем, что там происходит. Я знаю, каково это, когда тебя обрабатывают. — Она откинулась на спинку кресла, вцепившись обеими руками в подлокотники.

— Вы же не хотите сказать, что такой человек, как Уилфрид, мог физически и сексуально надругаться над ребенком?

— Жестокость — не единственный метод обработки. Можно действовать и добротой. Иногда он приносил мне сладости. Иногда дарил подарки, после того как насиловал меня. Знаете, как собаке дают лакомство за выполнение трюка.

— Она любила его, Ева, я это видела — Авриль считала Уилфрида отцом. Она не сидела взаперти. Если бы она захотела уйти, она могла уйти.

— Вам лучше знать, — ответила Ева. — В мире полно людей, которые сидят взаперти без всяких замков и решеток. Я вас спрашиваю, был ли он способен — из научного интереса, ради жажды совершенства — сделать нечто подобное. Могло ли это толкнуть его на эксперименты с маленькой девочкой? На манипуляции, на превращение ее в идеальную жену для его сына, идеальную мать для его внуков?

Мира закрыла глаза.

— Научный аспект мог бы его заинтриговать. Да, безусловно. В сочетании с его стремлением к совершенству эта идея могла бы его соблазнить. Если вы правы хоть в какой-то, хоть в малейшей степени, если он действительно что-то делал, он считал бы, что действует во имя всеобщего блага.

«Да, — подумала Ева. — Самозваные боги всегда так думают».

12

Когда Ева взошла на эскалатор, Бакстер прыгнул следом за ней.

— Эта твоя клиника — чистой воды обдираловка.

— Ты что-то узнал? Что у тебя есть?

— Чего у меня точно нет, так это асимметричного носа, который нарушает пропорции моей челюсти, подбородка и бровей. Это чушь, пусть они мне мозги не пудрят.

Она, нахмурившись, вгляделась в его лицо.

— Ничего плохого в твоем носе не вижу.

— В нем ничего плохого и нет.

— Сидит ровно посредине лица, где ему и место. — Ева сошла с эскалатора на их этаже, указала ему на автомат с безалкогольными напитками и протянула кредитки. — Достань мне банку пепси.

— Рано или поздно тебе придется возобновить прямой контакт с пищевыми автоматами.

Это замечание Ева пропустила мимо ушей.

— Ну, что там в клинике? — спросила она. — Они на тебя давили? Навязывали услуги?

— Все зависит от точки зрения. Я решил, что нужно изобразить этакую богатую задницу. Ты же этого хотела? Ну вот, я и заказал компьютерную проекцию лица с анализом. Выложил пять косых из своего кармана.

— Пять? Пять сотен? — Ева принялась лихорадочно подсчитывать в уме свой бюджет. Она выхватила у него банку и оставшиеся кредитки. — Ты точно задница, Бакстер. Сам себе покупай напитки.

— Ты же хотела, чтобы я туда проник? Как следует все разнюхал, разузнал их порядки. — Бакстер обиделся из-за кредиток, но делать было нечего. Он набрал номер своего жетона и получил банку крем-соды. — Скажи спасибо, что я не перешел ко второму этапу и не заказал проекцию всего тела. Это стоит штуку. Они выводят тебя на экран в увеличении. Мои поры напоминали лунные кратеры, разрази меня гром. Потом они разрисовали мне все лицо, чтобы показать, что нос не на месте. И заявили, что мои уши должны быть ближе к голове. У меня нормальные уши! А еще, что нужно приподнять подкожный слой. Никто не будет приподнимать мой подкожный слой!

Ева промолчала, давая ему спустить пар.

— И вот, сперва они окончательно разрушают твое самоуважение, а потом показывают тебе, как ты будешь выглядеть после. Я сделал вид, что я в восторге. «Я должен это иметь!» Хотя на самом деле никакой разницы не было. Ну, почти никакой. Еле заметная. Но я же мастер уходить от прямого ответа. Я задурил голову лаборантке, уговорил ее показать мне клинику. Немыслимая роскошь. Хотя за те бабки, что они дерут, ничего другого и быть не может. Знаешь, какова примерная цена того, что они хотят со мной сделать? Двадцать штук. Двадцать! А теперь смотри на меня. — Он раскинул руки в стороны. — Я обалденно красивый сукин сын!

— Что ты заладил все о себе, Бакстер? Ты ничего подозрительного не заметил?