Я, оперуполномоченный

– Это и это. – Груздиков указал рукой на ближайшие магнитофоны «Panasonic» и радиоприёмник «Спидола». – Всё! Даём дёру!

И он метнулся к выходу, прижимая к груди переносной телевизор «Юность» красного цвета.

– Может, ещё чего прихватим? – В голове у Алексея кружилось и оглушительно стучало.

– Быстро отсюда! – Фёдор пнул коленом Сошникова и выбежал наружу.

Некоторое время они бежали молча. Затем Сошников прошипел:

– Федя, меня сейчас вырвет… Не могу больше…

Они остановились, и Алексей упал на колени, не выпуская, впрочем, прижатых к животу магнитофонов. Ткнувшись лбом в кирпичную стену, он громко отрыгнул и закашлялся. Груздиков увидел, как приятеля стошнило.

– Пережрал, что ли? – сочувственно спросил он. – Мы ж не так много выпили… Или нервы?

Сошников молча кивнул и вдруг засмеялся.

– Федя, а ведь мы рублей на пятьсот взяли… Верно?

– Надо же когда-то начинать. Кучер прав: если рисковать, то уж не по мелочам. Хватит по табачным киоскам шарить…

– Хватит.

– Ты вставай, – деловито распорядился Фёдор и огляделся. – Нам надо аккуратненько, чтобы никто не засёк нас… Ты валяй к себе, а я к себе пойду… Добредёшь?

– Да у меня всё в норме, Федя. – По лицу Сошникова блуждала рассеянная улыбка, глаза счастливо сияли. – Мы с тобой здорово всё сделали…

– Здорово будет, если каждый из нас до хаты доберётся без проблем…

– Знаешь, я теперь с тобой на любое дело пойду.

– Кураж появился?

– Ага! И Наташку мы теперь по полной программе оприходуем.

– Да уж, – задумчиво ответил Груздиков.

* * *

В середине мая Смелякову выделили комнату в коммунальной квартире на втором этаже добротного кирпичного дома. Она была значительно больше той, которую он снимал у Дениса, но совсем необжитая. Похоже, там давно никто не бывал, всюду толстым слоем лежала пыль, пахло плесенью. В первый же выходной день Смеляков устроил генеральную уборку, чтобы превратить затхлое пространство в нормальное жилое помещение.

Окна выходили на Ленинский проспект, и Виктор иногда по вечерам усаживался с ногами на широкий подоконник и, распахнув окно и внимая свежим запахам весны, в задумчивости глядел на проезжающие автомобили.

«Вот у меня теперь есть свой уголок, своя комната, – улыбался он. – Теперь уже всё совсем по-людски. Можно обустраиваться. Только вот что это значит? Как обустраиваться? Мебель, что ли, завозить? Диван тут имеется, шкафчик платяной обшарпанный, но всё-таки крепенький. Что мне нужно для жизни? Книжные полки соорудить? Так ведь книг-то всё равно мало. Впрочем, книгами я понемногу обрасту… А что ещё мне надо для дома? Я же почти всё время на работе провожу, не очень-то я домашний человек… Многие из моих одноклассников давно женились, впряглись в семейную жизнь. А я? Завидую ли я им? Хочу ли я обзавестись семьёй? Пожалуй, нет. У меня на женщин-то пока и времени совсем нет, а уж к каким-то серьёзным, постоянным отношениям я тем более не готов…»

Он невольно подумал о Вере.

«Верочка… Вот если бы с ней связать жизнь. Мне с ней уютно, спокойно, легко. Только всё это – исключительно товарищеские отношения… А ведь она очень интересная женщина. Настоящая женщина. Но почему-то я боюсь о ней думать в этом ключе… Может, я сдерживаю себя? Заставляю себя видеть в ней лишь друга? Если так, то я просто дурак…»

В коридоре сильно пахло варёным луком и стиральным порошком. Соседи, зная, что Смеляков работает в уголовном розыске, старались вести себя незаметно, когда он был дома. Прислушиваясь к их приглушённому разговору за стеной, Виктор вспомнил, как года четыре назад Андрей Сытин познакомил его с Тамарой Александровной Щёлоковой, некогда работавшей переводчиком в МИДе. Смеляков в то время срочно нуждался в преподавателе английского языка, потому что близилась сессия, а у него английский был, как говорится, на нуле. Тамара Александровна согласилась выступить в роли репетитора, но выдвинула условие.

– Я не возьму с вас ни копейки за уроки, Виктор, но вы должны пообещать мне, что будете приходить ко мне домой в милицейской форме, – сказала она.

– Зачем же, Тамара Александровна?

– Так надо… Это и будет ваша плата за уроки.

И только придя к ней на первое занятие и увидев соседей по коммуналке, Виктор понял, для чего потребовалась его форма. Сморщенный, лысый, насквозь провонявший перегаром мужичок в обвислой тельняшке едва не поперхнулся, увидев вошедшего милиционера.

– Здрасьте, гражданин начальник, – прошамкал мужичок, дыхнув на Смелякова гнилыми зубами, и задом прокрался к своей двери.

Из дальнего конца вынырнула громадных размеров тётка, свирепо вращая глазами, и гаркнула:

– Кого там чёрт принёс?!

Но при виде милицейской формы она остановилась и елейным голосом, вымучив на своём рыхлом лице доброжелательную улыбку, проворковала:

– Добрый вечер… А мы не вызывали никого, мы всё сами уладили. Вот Николаич уже успокоился, не бузит… У нас всё хорошо, тихо, товарищ милиционер…

– Здравствуйте, Виктор, – вышла из своей комнаты Тамара Александровна и, глянув мельком на могучую соседку, пояснила: – Это ко мне, Эльза Константиновна…