Я, оперуполномоченный

– А ведь о такой любви никто ещё не рассказывал. – Вера подошла к зеркалу и принялась изучать своё лицо, будто пытаясь обнаружить что-то новое.

– А как же Ромео и Джульетта?

– Там никто никого не ждал в течение сорока лет. Они умерли вместе, – возразила Вера. – А в «Юноне» любовь воплотилась в ожидание. Представь только, какова сила преданности Кончиты, что она продолжала ждать Резанова так долго. Никакой надежды уже не оставалось, а она ждала. Если бы он приехал к ней лет через пятнадцать-двадцать, он был бы уже стариком, а уж через сорок… Неужели она даже не думала об этом?

– Странная штука – любовь…

– Мне сейчас пришла кощунственная мысль: а нужна ли такая любовь людям? – Вера почти испуганно взглянула на мужа. – Витя, зачем такая любовь? Кому она приносит пользу?

– Писателям, – усмехнулся он. – О чём ещё можно так красиво рассказывать в книгах?

– А если серьёзно? Ведь людям лишь мучение достаётся из-за столь сильных чувств.

– Ладно ещё, если речь идёт о настоящих чувствах, – ответил он. – Тут можно понять, ведь чувства сродни болезни, от них так просто не отмахнёшься, не отделаешься в две секунды. А вот если дело просто в примитивной твер-долобости?

– То есть?

– Ну вот обещала она ему ждать, к примеру, и ждёт только потому, что обещала. Слово дала. Понимаешь? Воспитана она так: держать данное слово, даже если в этом нет никакой необходимости. Мораль обязывает. Что, если Кончита элементарно боялась нарушить данное Резанову слово? Набожна была… Мы же не знаем, как оно в действительности было.

– Не знаем, – согласилась Вера, – мы наслаждаемся красивой сказкой. И верим этой сказке. Значит, хотим в душе, чтобы такие чувства были возможны. «Аллилуйя любви!..» Как хорошо они пели!

– Как ты думаешь, почему искусство обладает силой? Почему оно завораживает?

– Потому… – Вера задумалась, – потому что оно говорит искренне. Я имею в виду настоящее искусство, а не примитивные агитки… Впрочем, искусство не бывает ненастоящим. Просто оно разное, многоликое…

– Но ведь не всё оказывает такое сильное воздействие, не каждая книга, не каждый фильм. Те же самые актёры в других ролях могут быть совсем неинтересны. И эта же самая история может быть скучна и бесцветна в другом исполнении… Почему?

– Не знаю. Сколько разных есть формулировок гениальности, только вот ни одна из них не является рецептом. И скольких людей учат в институтах мастерству литератора, режиссёра, актёра, а вот подлинных талантов всё равно получается мало. Я не знаю ответа. Полагаю, что и ни один специалист не даст исчерпывающего ответа. Просто что-то гениально, а что-то заурядно…

Следующее утро показалось Виктору на редкость блёклым. Вчерашний душевный подъём после «Юноны и Авось» ушёл, уступив место внутреннему опустошению. В памяти продолжали плавать тени вчерашних ярких красок, эхом звучали отголоски песен, продолжала манить колдовская атмосфера театра, а за окном гудел Ленинский проспект, окутанный мутью выхлопных газов и мокрой пыли, поднятой из-под колёс мчавшихся автомобилей.

Было ещё темно, жёлтые фонари высвечивали грязные сугробы и чёрные ветви деревьев, согнувшиеся под тяжестью снега. С улицы веяло неуютностью, и вся жизнь вдруг сразу стала неуютной.

«Пора на работу». – Виктор посмотрел на часы.

– Ты что-то невесёлый нынче. – Вера поставила перед ним тарелку с яичницей.

– Вспомнилось кое-что, – буркнул он.

– А ты вспомни вчерашний спектакль. Воскреси вчерашнее чувство удовольствия.

– Легко сказать. Если бы я мог забыть обо всех служебных проблемах, то вполне возможно, что последовал бы твоему совету…

– Витя, у нас с тобой проблемы примерно одинаковые, так что кончай нудеть.

– Слушай, вас гэбэшники сейчас тоже одолевают?

– Они всегда всех одолевают.

– Я не про это… В угрозыске сильная перетряска кадров, а под это дело много всяких ярлыков вешают на милицию. – Смеляков подцепил вилкой ломтик яичницы и отправил его в рот. – Понимаешь, в МУРе сейчас происходят сильные кадровые перестановки. Пришло много чекистов. Это было бы не так плохо, если бы они не начали войну против наших ребят. Почти травлю устроили.

– Ты сейчас о чём-то конкретном? – Вера села напротив Виктора и придвинула себе чашку с чаем, неторопливо размешивая сахар.