Приходит в голову и воспоминание о писателе, который не бросил пить, узнав о диагнозе «рак печени». Ударные дозы алкоголя пагубно влияют на этот орган, а уж пораженный болезнью, он обязательно требует бережного к себе отношения, соблюдения диеты. Да только водку в палату литератора притаскивали тайком «друзья», все слова медперсонала о вреде спиртного пропускались им мимо ушей. Вас удивляет, что «плохие» врачи не смогли ему помочь?
Был у нас неплохой актер, который вместо того, чтобы отправиться к хирургу, поспешил к колдуну. А тот сказал:
– Я не вижу вас в списках мертвых.
Ясное дело, артист обрадовался и не обратился к врачам. В клинику его привезли, увы, уже умирать.
Могу вспомнить и замечательную женщину, любимицу тысяч людей. Она не стала лечиться по религиозным соображениям, твердила:
– Господь послал мне испытание, все в руках Божьих. Зачем лекарства?
Я ездила к ней домой, умоляла пойти к онкологу, объясняла, что врачи способны вернуть ей здоровье. Но нет, переубедить ее оказалось невозможно.
Правда о неразумном поведении этих людей не дошла до широкой публики, но об их кончине сообщили все СМИ России. Угадайте, как назывались материалы? «Врачи не спасли народного любимца», «Доктора не справились с ужасной болезнью».
Вот таким образом и подбрасываются поленья в костер российской канцерофобии. Слабые возражения онкологов, что врач не может вылечить человека, который сам не хочет выздоравливать, почти никому не слышны.
Есть и другой аспект, исторический. В советские годы врачи не всегда сообщали заболевшему раком человеку его диагноз. Почему-то тогда бытовало мнение, что если больной узнает о своей проблеме, то непременно испугается, падет духом, а его нельзя нервировать, тем более когда стадия всего-то первая-вторая, вполне излечимая. Вот пациент и слышал от доктора не совсем правдивые слова:
«У вас доброкачественная опухоль, вырежем ее, и вы о ней забудете».
Тому, кто робко интересовался: «Почему же меня кладут в онкологическое отделение?» – спокойно объясняли: «Дорогой вы наш, у вас есть новообразование, а его, независимо от классификации, удаляют исключительно хирурги-онкологи. Иначе никак нельзя. Вам, кстати, могут назначить лучевую или химиотерапию. Исключительно ради профилактики!»
И люди верили. Почему никто не испытывал сомнений? В палатах лежало много таких же больных с «доброкачественными» опухолями, а медперсонал крепко держал язык за зубами.
По какой причине у пациентов не наступало прозрение, когда при выписке они получали свои документы?
В те годы в бюллетене о нетрудоспособности не писали открыто диагноз «рак». Нет, там указывалось что-то вроде: «Заболевание печени». Правду содержала история болезни, но она в руки пациентов не попадала. А выписку для районного онколога всегда выдавали в заклеенном конверте. Ну да, его можно было вскрыть. Но кто из не имеющих медицинского образования людей мог сообразить, что такое «резекция по Пейти»? Интернета-то тогда не было. Да еще поди разбери каракули доктора.
Люди выздоравливали, забывали о болезни, жили долго и счастливо, так и не узнав правду.
Советские медики произносили слово «рак» тогда, когда становилось ясно: жить больному осталось недолго. Вот в людском сознании и закрепилась уверенность, что рак – это неизбежная смерть. Народ слышал лишь о летальном исходе в случае болезни, о тысячах благополучно исцеленных никто не знал.
Европейские и американские врачи никогда не скрывали правды, слова: «У вас онкология, первая стадия, будем лечиться», – они произносили спокойно.
В результате немцы, французы, итальянцы, испанцы не видят в заболевании ничего фатального. Конечно, они воспринимают такой вердикт безо всякой радости, но и патологического ужаса не испытывают. Да, неприятно, но рак лечится. Вон у моей соседки, коллеги по работе, у знакомого была та же проблема, но с ней справились, ничто не помешает и мне выздороветь.
Россиянин не любит ходить по врачам. Европеец же понимает, что болезнь, обнаруженная в начале, хорошо лечится, поэтому исправно раз в год проходит диспансеризацию. Сколько раз я слышала от своих приятелей немцев и французов:
«Я не настолько богат, чтобы лечиться от запущенной болезни!»
А еще они любят повторять: «Мое здоровье – это мое дело» – и спешат на обследование. Вот поэтому в России рак, например, молочной железы в большинстве случаев диагностируется на третьей-четвертой стадии, а в Европе да Америке на первой-второй.
Я же теперь, наученная горьким опытом, переняла опыт своих иностранных приятелей. Раз в полгода непременно сдаю анализы, приезжаю к Игорю Анатольевичу на осмотр и живу потом спокойно. И это второй ответ на вопрос, почему я не боюсь повторения онкологии. Да потому, что, если в моем теле начнет формироваться опухоль, я узнаю о ней в самом начале, а первая стадия не представляет особой опасности, меня непременно вылечат.