Я обрел счастье, малыш!

Тр-р-р-рень! Тр-р-р-рень! — надрывается телефон, а в моих ушах стоит хохот Смерти, он накатывается волнами, и эти волны смывают меня куда-то во тьму.

Я пылинка. Пустота постигает меня.

Я бережно опускаю тело мальчика на пол и беру телефонную трубку.

— Алло! — кричит трубка злым мужским голосом. — Алло! Это вы? Мой сын у вас?

Мои губы издают звук «а».

— Отвечайте немедленно! Где мой мальчик?! Он у вас?!

Отключи эмоции!

— Сейчас, — хрипло говорю я и кладу трубку на подоконник.

Мои руки поднимают с пола горелые мягкие сливы и аккуратно вкладывают их в пустые глазницы Виталика.

— Вставай, — тормошу я мальчишку, — просыпайся, малыш. Тебя к телефону.

Отключи же эмоции!!

— Давай же, соня, — бормочут мои губы, — уже пора вставать.

Но мальчик не двигается. Только его рука продолжает сжиматься и разжиматься, тихо жужжа.

Старуха Смерть плачет, стонет, хохочет так громко, что зеркало в прихожей разлетается дождём пыльных осколков.

Я беру с подоконника телефон и вкладываю его в стальную ладонь Виталика. Ладонь сжимается. Мальчик взял трубку, с улыбкой думаю я. Всё в порядке.

В левом полушарии мозга пищит модем. Я валюсь в кресло.

…Элизабет выбегает из руин горящего дома, без сил падает в мои объятия.

— Какой ужас, о мой Бог, какой ужас! — Элизабет задыхается, её когда-то белое платье похоже на грязный медицинский халат без рукавов.

— Теперь всё будет хорошо, — улыбаюсь я.

Элизабет отступает на шаг и испуганно смотрит на меня. Её лицо дёргается, оплывает, как воск, волосы стремительно чернеют, грудь становится плоской. Старый халат-платье превращается в чистенькую апельсиновую футболку.

Когда всё заканчивается, Виталик открывает свои чёрные глаза-ягоды, долго смотрит мне в лицо и спрашивает:

— Кто я?