Я ненавижу

Вскоре после того, как я выехала за городскую черту, пришлось пообщаться с представителями органов правопорядка. ГИБДДэшник поднял руку с жезлом, предлагая остановиться. Я остановилась у обочины, не глуша мотор. Пистолет лежал рядом под глянцевым журналом, вынутым из того же бардачка. Ситуация – дрянь. Что ему нужно – я ведь даже не превышала скорость? Неужели Варданян освободился и сообщил об угоне?

Надеясь все-таки на лучшее, я протянула в приоткрытое окно пятидесятидолларовую купюру. Дала бы и больше, чтобы только отвязался, да боюсь, это могло показаться подозрительным.

«Гиббон» засунул купюру в нагрудный карман, отдал честь и жестом разрешил продолжать путь.

Мартовское солнышко, пригревавшее лишь днем, к вечеру спряталось за горизонт, и сразу похолодало. За городом не было никаких признаков приближавшейся весны – все тот же суровый зимний пейзаж, глядя на который хочется поскорее оказаться возле теплого камина.

Вскоре показались очертания турбазы. Я вздохнула – добралась. Все пока что шло по-моему, и будем надеяться, что так оно будет и впредь.

Пришлось посигналить перед воротами. Я явилась без предупреждения, никто меня здесь не ждал. Наконец ворота распахнулись, я проехала во двор и поставила своего железного коня в раскрытый предупредительным служащим гараж. Сунула в его руку сто долларов.

– Мне нужно, чтобы машина была на ходу – полная проверка!

– Все будет сделано! – он кивнул, просияв – сейчас на турбазе было мало посетителей, а эта девушка, кажется, не только богата, но и щедра.

Евгений Васильевич находился в своем кабинете, где в прошлый визит Лике так и не довелось побывать. Благодаря спутниковому телевидению директор был в курсе ее неприятностей и это было написано на его лице. Если точнее, то он несколько минут смотрел на девушку, открыв рот. Потом энергично встряхнул головой, будто полагал, что Каролина Артемовна – всего лишь небольшой глюк вследствие переутомления. Пока он приходил в себя, Маркиза успела расположиться удобно в кожаном кресле перед его столом и закурила, не спрашивая разрешения.

– Помните, Евгений Васильевич, вы обещали мне, что будете рады принять меня в любое время независимо от обстоятельств. Вот теперь как раз такой случай! Надеюсь, вы не отступите от своего слова!

– Ммм… – он растерянно улыбнулся и вытер пот со лба. – Нет… конечно, нет!

– Я нахожусь в трудном положении! – призналась Маркиза. – И понимаю, что мое пребывание здесь может создать для вас некоторые, как бы точнее выразиться, – неудобства. И, поверьте, если бы у меня был другой вариант, то я не осмелилась бы вас побеспокоить… Но дело в том, что мне больше некуда пойти! На меня началась охота. Меня обвиняют во множестве ужасных вещей, которых я не совершала и не могла совершить… Но у меня нет ни единого шанса это доказать. Бороться с государственной машиной я не в состоянии! Вы знаете, я могу за себя постоять, когда речь идет о зарвавшемся наглеце, но здесь другой случай… Я могу только прятаться, надеясь, что обо мне забудут. При первой же возможности я покину вас и постараюсь укрыться в более надежном месте, но сейчас прошу не отказать мне в приюте.

Она даже изобразила на лице приличествующее случаю выражение, которое должно было выражать крайнюю степень отчаяния.