— Снимай трусики. Ты не должна носить трусики, пока находишься в этом доме, или когда идешь куда-то со мной.
Мои глаза расширяются. Что за черт? Ну, и высокомерие!
— А когда у меня месячные? — едко спрашиваю я. — Я просто слегка переживаю за твою мебель?
— Я не помню, чтобы запрещал пользоваться тебе тампонами.
Единственно, как я могу себя защитить, это смотреть на него презрительно и пренебрежительно, пока снимаю трусики и сжимаю их в кулаке.
— Ну, если тебе все равно, я буду чувствовать себя более защищенной в определенном плане в трусиках в свой определенный период.
— Мне не все равно, — с пафосом заявляет он.
Властный ублюдок.
— Почему ты об этом беспокоишься? У нас же не будет секса в этот период? — бросаю я в ответ.
— Откуда у тебя создалось такое впечатление, что мы не будем заниматься сексом? — выдавливает он.
Я отхожу на шаг назад.
— Что?
Он дьявольски улыбается.
—
— Конечно, нет, — надменно отвечаю я.
— Тогда ты упустила кое-то особенное. Даже кобель чувствует, когда у женщины идут месячные, потому что ее гормоны сходят с ума. Она похожа на фитиль. Одна маленькая искра, и она воспламениться, как адский костер.
Мое сердце получает удар. Это настолько далеко от того, что я привыкла видеть в мужчинах.
— Иди сюда, — ненавязчиво приказывает он.
Я подхожу к его столу и смотрю на него сверху вниз. Сердце сильно колотится, поскольку тело реагирует на него. На самом деле это невероятно, как мое тело начинает реагировать на него, стоит ему появляется в зоне моей видимости. Словно он уже дотрагивается своими пальцами до моей спины и скользит ими вниз. Каждая, проведенная с ним минута, наполнена сильным волнением, возбуждением и трепетом от предвкушения. Я никогда бы не поверила несколько месяцев назад, что за короткое время познакомлюсь с чем-то настолько диким и сумасшедшим.
Он наклоняет голову.
— Сюда, — хладнокровно приглашает он.
Однако, я должна признать, меня действительно не волнует, что он рассматривает меня как шлюху.
Он откатывает от стола свое кресло, сделав свободным большое пространств.
— Садись прямо передо мной, — выдает он.
Я мельком смотрю на его рабочий стол, облизываю нижнюю губу и спрашиваю:
— А ты не хочешь убрать эти документы сначала?
Он даже не шелохнулся.
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы я их передвинула?
— Нет. Я хочу, чтобы ты выполнила мою команду, — говорит он с изысканной вежливостью.
Тьфу. Он заслуживает погибнуть ужасной смертью. Я встаю между ним и столом, и подпрыгиваю на гладкую поверхность. Невольно я быстро опускаю глаза вниз на его промежность — жесткий и заметно выпирающий под дорогой тканью брюк. Я тут же поднимаю глаза, он смеется холодно.
— Ты не пришла ко мне вчера, — мягко говорит он.
— Я… э… я… опьянела.
— Я слышал, — его глаза светятся обещанием и опасностью, мне нравится, это похоже на намек чего-то ужасного страшного и непостижимого. От этого я плохая девочка?
Пульс сильно учащается.
— Ну, ты же оставил шампанское в очень доступном месте, — объясняю я.
— Верно, — признается он.
— При том состоянии я могла бы что-нибудь сделать, — заключаю я.
Он берет мою правую лодыжку своими теплыми руками. Его прикосновение, как раскаленный шип, но я не дергаюсь и не реагирую. Я удерживаю ладони, словно они намертво приклеились к поверхности стола, по обе стороны от себя. С насмешливой улыбкой он снимает туфлю, она падает на пол. У него появляется полуулыбка.
— Да?
Это полуулыбка превращает мои внутренности в кашу, я даже чувствую, как лицо начинает краснеть. Его руки на моей лодыжке заставляют меня трепетать.
— Да, — хрипло шепчу я.
Он снимает с меня вторую туфлю.
— Например? — мурлычет он.
Господи! У меня мозги совершенно расплавились.
— Не знаю. Ну, наверное, невероятный минет.
Что-то мелькает в его глазах, он роняет туфлю.
— Это пригодится на будущее, но боюсь, мы русские ценим честность и держим свое слово. И если мы говорим, что будем где-то через час, мы обязательно там будем.
Я задумываюсь буквально на несколько секунд.
— Мы, американцы, тоже. И именно поэтому я сижу на этом гребанном столе без трусиков.
Он смотрит на меня пожирающими глазами, как будто я еда или добыча. Мне согревает сердце, что он услышал от меня, что американцы держат свое слово тоже.
Я соблазнительно улыбаюсь.
— Хммм… а еще я где-то слышала, что ты съел собственное сердце, — пусть знает, что я так легко не сдамся.
Он взрывается смехом, который просто льется из него, как масло из банки. Ровный, переливающийся, ослепительный.
— Ты не должна слушать сплетни,
Я облизываю сухие губы.
— Вот так запросто?
— Э-э… да.
— И это всегда будет именно так?
Он удивленно поднимает брови.
— Как так?
— Так без эмоционально.
Он обдумывает.
— Думаю, да.
— Почему? Почему это должно быть настолько без эмоционально и безразлично?
Он плавно поводит плечами.
— Потому что мне так нравится.