Я не твоя собственность-2

Стелла просто орет мне на ухо, и я просыпаюсь. Уже без труда открываю глаза, в комнате царит полумрак, открываю рот и вылетает единственное слово:

— Кебаб, — звук пронзительный и странный, даже для моих ушей.

— О, ты такая идиотка, знаешь ли? — восклицает она, с улюлюканьем и смехом. Она обнимает мое лицо руками и целует меня в губы.

— Я люблю тебя, Далия. Я люблю тебя, — нараспев произносит она.

Я улыбаюсь ей.

— Я позвонила Молли, — говорит она, — она вот-вот привезет тебе одежду. На два размера меньше. Боюсь, что ты превратилась в одну из тех тощих сук, — весело щебечет она.

— Я... не... хочу... одевать... брю... ки, — тихо, почти шепотом говорю я.

— Согласна, на концерте будет выглядеть не очень, — ухмыляется она.

Ольга приносит подушки и подкладывает их мне под голову, я оказываюсь в полу лежачем положении. Медленно по крупицам, я начинаю произносить слова, которые выходят из моего хриплого, давно не практиковавшегося рта. Стелла звонит маме и Дейзи, они обе рыдают от счастья. Дейзи заявляет, что это чудо, но я знаю, что это совсем другое — любовь. Большая и сильная любовь Зейна протянула руку и прикоснулась ко мне, пока я все время находилась в том, белом мире. Я всегда его ждала. Всегда.

После разговора с мамой и сестрой, я в оцепенении наблюдаю за Стеллой, делающей мне маникюр и педикюр, теперь ногти покрашены в перламутрово-розовый цвет.

— Марк, — говорю я.

И ее глаза тут же загораются.

— Ах, Далия. Мне кажется я в него влюбилась.

Я улыбаюсь от счастья.

— Правда?

— Да. Он такой замечательный, — восклицает она.

— Я так рада за тебя, — говорю я.

В этот момент прибывает Молли с платьем.

— Я расскажу тебе все завтра, — обещает Стелла.

— Хорошо.

Платье очень красивое: бархатное, с высоким воротником, темно-зеленое, длинное. Они обе помогают мне одеться, потом Ной нежно, словно я что-то очень дорогое и хрупкое, поднимает меня с кровати, сажая в инвалидное кресло, которое по-видимому Зейн заказал почти год назад.

Я смотрю на всех них с любовью и благодарностью.

— Я так вас всех люблю, — шепчу я.

Со своего места в ложе я наблюдаю, как музыканты выходят на сцену и занимают свои места. Сердце оголтело стучит в ожидании пианиста. Наконец, он появляется. О! Вау! Насколько он красив: в черном фраке, белой рубашке с бабочкой.

Это мой мужчина.

Я так его люблю, что все мое тело начинает дрожать. Он поворачивается к залу и натянуто улыбается, публика продолжает рукоплескать.

Затем, словно против воли, его глаза, как бы мимолетом проходятся по моей ложе. Он отводит взгляд, потом возвращает, мы смотрим друг на друга, и весь рукоплескающий зал отходит на второй план — только наши глаза, встретившиеся друг с другом. Он качает головой, будто не верит себе.

Я улыбаюсь ему.

Зейн открывает рот, желая что-то сказать, с недоверием поднимает вверх руку. Он переводит взгляд на Ноя, видно Ной кивает ему в ответ, потом опять возвращает на меня свой взгляд. Какой-то музыкант дотрагивается до его руки, он не понимающим взглядом смотрит на мужчину. Он что-то отвечает ему и тут же поворачивается ко мне, словно боится, что я мираж и могу исчезнуть в один миг. На его лице отображается радость и любовь, он делает шаг вперед, словно собирается пойти ко мне, но я слегка качаю головой. Он останавливается.

«Сыграй для меня, Александр Маленков», — шепчу я одними губами, улыбаясь ему.

Он медленно кивает и садится за сверкающий рояль, поднимая на меня глаза и не на минуту не отрывает. Андре Рейе выходит на сцену, его встречают овации.

К моему удивлению он начинает рассказывать обо мне!

Он говорит о женщине, которая тайно сделала ксерокс нот своего парня-музыканта. Он смешно рассказывает, упоминая массажистку.

— Это сказка о великой любви, о храброй женщине, которая своей жизнью пыталась спасти музыканта, впав от несчастного случая на целый год в кому. Врачи думали, что она не сможет вернуться к нормальной жизни, но вопреки всему — сегодня она здесь с нами. Пожалуйста, давайте поприветствуем Далию Фьюри.

Он поднимает правую руку и указывает на мою ложу. Все поворачивают головы, с любопытством рассматривая меня, встают и хлопают.

Я краснею, краска заливает мне шею и лицо. Откуда, черт побери, Андре Рейе узнал, что я буду сегодня здесь? С замешательством и смущением, я перевожу взгляд на Зейна. Он улыбается, его сердце переполняется гордостью. Я поворачиваю голову и смотрю на Ноя, и вдруг мне становится все ясно. О, Ной. Молчаливый, сильный и верный до мозга и костей Ной, это он обо всем сообщил Андре Рейе.

— А сейчас... впервые ... дебютное выступление, дамы и господа, Александр Маленков, —

зал взрывается аплодисментами.

* * * 

Произведение Зейна настолько красиво, не передать словами, но мне оно очень знакомо, я уже слышала его тысячу раз. Я изо всех сил на середине концерта борюсь со сном, и на самом деле засыпаю. Я даже не понимаю, как оказываюсь дома.

Я просыпаюсь, еще сонная и вижу Зейна, сидящего рядом со мной на нашей кровати.