Я не твоя собственность-2

— Мне не хочется, начинать спор с тобой по этому вопросу, моя маленькая невинная рыбка, — говорит он, и тембр его голоса, словно ласкает, — но правительства, точно, как ты и сказала, совершают все это, а также многое другое. Правительство, защищая свои границы, в большинстве случаев врет и вымогает деньги с помощью налогов. Попробуй не заплатить налоги, и ты увидишь насколько рассвирепеет твое правительство по отношению к тебе. А как относится к самовольным казням и спискам убитых, но этому есть же объяснение, так государство убивает своих врагов и соперников? Как и у меня, у государства имеются соответствующие органы управления, полиция и армия, чтобы реализовывать свою политику. Оно также обеспечивает защиту граждан, как я поддерживаю закон и порядок на своей территории. Единственная реальная разница между нами — мои границы намного меньше и больше подвергается изменениям.

Я хмурюсь.

— Это не одно и то же, — настаиваю я, но как всегда, когда он начинает мне что-то объяснять, рассматривая проблему с совершенно другой стороны, о которой я даже никогда не знала, а может просто не задумывалась.

— Конечно нет, пока ты не увидишь все собственными глазами, — говорит он, и поднимает меня за руку.

Он ведет меня к одному из люков, через который рабы и животные, находившиеся под землей, поднимались на арену, и я чувствую холодок, пробежавший по телу, разворачиваюсь к нему.

— Даже если весь мир жесток. Даже если рассматривать правительство, как защитников насилия, я не хотел бы использовать эти люки, в виде оправдания своего собственного насилия.

Он спокойно смотрит мне в глаза.

* * * 

Мы обедаем в кафе на улице и заказываем именно то, что я ела накануне вечером — пасту с сыром и перцем. Без трюфелей, но несмотря на это, паста он по-прежнему невероятно вкусная. Зейн взял тоже самое.

Потом мы направляемся в Borghese Park и бредем по опавшим листьям. Здесь очень красиво, как осень все преобразила. Я наблюдаю за Зейном и мне с трудом верится, что он реален и на самом деле существует в моей жизни. Скорее он похож на фантазию, которую я себе напридумывала под воздействием своих любимых книг.

Мы едим gelato, мягкое итальянское мороженое, на свежем воздухе. Затем кульминацией нашей поездки становится частная экскурсия, которую Зейн заказал для нас в Сикстинскую капеллу.

Мы входим, и все туристы покидают помещение. Женщина в зеленом брючном костюме с записной книжкой подходит к нам. Она внимательно смотрит на страницу и, запинаясь, читает:

— Мистер и миссис Живанецкие?

— Si, — говорю я с Зейном одновременно, и она улыбается.

Ее зовут Клавдия. Она выглядит дружелюбной и общительной, ведет нас вниз по длинным коридорам к главному зданию, где находится Сикстинская капелла. Ее голос эхом раздается по пустым коридорам, и по мере приближения к часовне, которая занимает восемь тысяч квадратных метров, она начинает нам рассказывать ее историю, про восстановление фресок, изображающих библейские сцены Книги Бытия, Моисея, Иисуса и знаменитый Страшный суд.

Она сообщает, что Микеланджело далеко не восторженно воспринял заказ от Папы Римского расписать Сикстинскую капеллу, наоборот, это известие он воспринял с большим подозрением, считая, что его враги и соперники состряпали этот заказ, чтобы увидеть его падение. Он на самом деле был очень сильно обеспокоен, поскольку дар Божий в нем проявлялся, как в скульпторе, а не в живописце.

Наконец, мы добираемся до капеллы.

Наш гид сообщает, что задача живописца заключалась не только в рисовании сцен, а ему следовала подняться на высоту шестидесяти пяти футов, для чего требовалась определенная сноровка, стоять на помостах и платформе, вставленной в специально сделанное отверстие в стене. Я стою внизу и с трепетом разглядываю потолок.

Микеланджело не верил в то, что он художник, но при этом создал гениальное произведение живописи, признанное всем международным сообществом. Оно настолько совершенно в своем великолепии и грандиозно, что ни одна фотография не способна передать увиденное воочию. У меня возникает такое чувство, что я часами готова любоваться этим потолком.

Понимая, что объяснений больше не потребуется, Клавдия молча направляется к двери. Я бросаю взгляд на Зейна, он не спускает с меня глаз. Мы молчим. Я не религиозный человек, но пока стою здесь, под сводами, с Зейном в полной тишине, ощущаю всю силу творения Микеланджело, словно именно сейчас на единственный миг Бог протянул руку и прикоснулся ко мне. Клянусь, я почти ощущаю его руку в своей.

— Взгляни, — шепчет Зейн и указывает на картину, где здоровый бородач, замахивается ножом, а другой рукой удерживает что-то непонятное, что на первый взгляд выглядит как стекающая одежда с грустного лица.