– Где же мне взять такого парня? – директор задумчиво поскреб щеку. Ладно, что-нибудь придумаю… Может быть в институте физкультуры… Вечером позвоню проректору, мы знакомы, – он поднялся. – Значит, до завтра. В котором часу вас ждать?
– В одиннадцать. Будет солнце, хорошее небо, такое стереоосвещение. Шоор проводил директора до двери. – У меня к вам приватная просьба, остановил он его. – После войны в вашем городе был лагерь немецких военнопленных. В 1948 году в нем погиб дядька моего шефа господина Густава Анерта. Мне надо по этому вопросу выяснения. Куда я могу обратиться?
Директор пожал плечами, растерянно задумался – столь неожиданным оказался вопрос. После паузы он сказал:
– Для начала, видимо, надо обратиться в милицию… Так мне кажется. Может они подскажут… – неуверенно заключил он… – Что же я тут могу? Поговорю с начальником городского управления, попрошу, чтоб он вас принял, изложите ему подробности. Начните с этого.
– Я хотел бы для шефа иметь тут результат, – подчеркнул Шоор, когда они стояли уже у порога раскрытой в коридор двери.
Директор кивнул:
– Попробуйте… Всяко бывает…
Поздно вечером, когда Шоор доставал из холодильника банку любимого пива "Heineken", позвонил директор конного завода:
– Господин Шоор, я нашел вам, по-моему, подходящего парня. Работает в фотосалоне, и как натурщик подрабатывает в институте декоративного и прикладного искусства. Запишите: зовут Леонид Локоток. Завтра в десять утра он будет у вас. Платить ему будем мы. В рублях, конечно. Валюта нужна нам, а ему не положено… Теперь о другой вашей просьбе. Я говорил с начальником городского управления милиции. Понимаете?.. Вот… Это не в их компетенции. Он посоветовал поступить так: у нас есть частное сыскное бюро "След". Что? Да-да, приват. Они занимаются поисками исчезнувших людей. Возможно, возьмутся и за ваше дело. Попробуйте, вдруг получится. Запишите адрес, это недалеко от гостиницы…
– Да-да! Спасибо!
Утром следующего дня, приняв душ, побрившись, овеяв себя облачком цветочного дезодоранта, съев бутерброд с сыром и запив его чашечкой кофе прямо в номере, Шоор вел какие-то подсчеты на миниатюрном калькуляторе, когда в дверь постучали.
– Прошу! – крикнул Шоор.
В комнату вошел молодой человек в хорошем джинсовом костюме, куртка, подбитая белым мехом, была распахнута, и Шоор сразу увидел, что парень сложен великолепно – широкие сильные плечи, узкая талия, под тонким свитером, обтягивающим торс, проступали бугры мышц.
– Меня просили прийти к вам. Моя фамилия Локоток.
– Очень приятно, – улыбнулся Шоор. – Садитесь, – парень Шоору понравился: крупное лицо, не придется особенно возиться с гримом и светом, чтобы "выбрать" каждую деталь – глаза, лоб, нос, рот, – все открыто, чуть вьющиеся светлые волосы. "Почти неккермановский тип, – подумал Шоор, ничего азиатского. Это подкупает читателей журнала, европейцы любят себе подобных. – Вам господин директор объяснил, какую будем делать работу?"
– Да, – кивнул Локоток. – Когда начнем? – по-деловому спросил он.
– Через полчаса. Мы поедем отсюда все. Пива? – предложил Шоор.
– Нет, благодарю, не употребляю, – Локоток рассмеялся.
Шоору понравился и этот отказ (пьет, конечно, но набивает себе цену), и приоткрывшиеся ровные здоровые зубы (можно будет сделать несколько снимков улыбающегося, довольного жизнью человека), и то, что красавчиком парня не назовешь (рядом с лошадью должен стоять настоящий мужчина спортивного и несколько сурового облика, женщины любят таких, ибо напомаженные красавчики напоминают им либо педерастов-наркоманов, либо алкашей-импотентов…).
Минут через пятнадцать вошел фотограф Шоора, обвешанный небольшими кожаными ящичками с аппаратурой, что-то сказал по-немецки, Шоор указал на Локотка, познакомил. Фотограф профессионально охватил Локотка взглядом и одобрительно похлопал его по плечу.
В половине одиннадцатого они втроем уехали на конный завод.
5
Корреспонденция "до востребования", за которой не явились адресаты, пролежав положенный месяц в почтовом отделении, хранилась затем еще месяц на главпочтамте. Теперь, когда и тут срок вышел, комиссия из трех человек во главе с заместителем начальника почтамта засела за ее разбор. Серые мешки с невостребованными письмами были свалены в кучу в углу небольшой комнаты. Предстояла нудная и кропотливая работа: вскрывать, читать и решать, что сжигать, а что отложить, еще раз прочитать и окончательно определить: сжигать или отправить в милицию. Обычно туда передавались письма, в которых имелись документы, важные бумаги или какие-нибудь особые сообщения. Но такое случалось редко. В основном все шло в топку.