Я не придумал ничего(Рассказы для детей и взрослых)

Владимир Воробьев Я НЕ ПРИДУМАЛ НИЧЕГО Рассказы для детей и взрослых

От автора

Огромна людская память! Она вмещает в себя все: знания, образы людей и животных, звуки, цифры, краски…

А есть еще у человека память сердца. Люди, обладающие ею, не забывают, что они чувствовали когда-то, может быть, очень давно — обиду, восторг, благодарность, любовь, радость, горе, стыд… И многое другое, даже малейшие оттенки подчас сложных, смутных, смешанных чувств.

Тот, у кого сердце помнит, всегда способен понять других и, если надо, вовремя придет на помощь.

ПАПА МЕНЯ ПОБИЛ

ражданская воина еще не закончилась, трудно было жить в разрушенной стране. И многие из горожан устремлялись на время в деревни, надеясь, что, обрабатывая землю, можно хотя бы не умереть с голоду. Однако и в деревнях жить было нелегко, а крестьянский тяжкий труд иным оказывался совсем не под силу.

Мы приехали жить в родную деревню отца. Я был маленьким и в свои три-четыре года, конечно же, ничего не понимал из того, что творилось вокруг. У меня были свои заботы. Главной из них было поймать лягушку.

Сразу за околицей было вековечное зловонное болотце, которое так и называлось Вонючим. Возле него невесело росли несколько чахлых кустиков, зато трава здесь была на диво сочная и пронзительно зеленая. На бережку всегда собиралась деревенская детвора. Удобное место, ровное, играй во что хочешь, и покличут — услышишь.

Чаще играли в лапту, но меня, такого маленького, не принимали, и я, предоставленный самому себе, залезал в болото и часами бродил в нем, пытаясь схватить лягушку, а их тут было превеликое множество.

Иногда я увязал в жирном пахучем иле, пытаясь выбраться, оказывался по шею в густой пахучей водице. Случалось и глотнуть ее.

Лягушку схватить мне не удалось ни разу, а вот головастиков, плавающих черными тучками повсюду, изредка удавалось поймать. За таким занятием однажды и увидел меня папа. Я тоже его заметил. Он отламывал от куста прутик, и я сразу догадался зачем. Хотя, надо сказать, меня еще ни разу таким образом не наказывали. На берег я вылез весь в болотной ряске, какие-то листочки свисали с ушей. Этакий зелененький водяной, какое-то болотное существо, одним словом.

Я проворно подбежал к своей одежде, но успел надеть только лифчик. Кстати, знает ли кто-нибудь из теперешних мальчиков, что такое лифчик? В мое время это была необходимейшая часть одежды городских ребятишек. Этакий жилетик, к нему прикреплялись резинки для чулок, и застегивался он на спине. Канительная одежонка, в общем.

Папа вжикнул прутиком, и я со всех ног припустил от него бегом, в одном лифчике с болтающимися по бокам резинками.

Страх — чувство, знакомое каждому. Он побуждает человека настораживаться, осознавать опасность. А вот чрезмерный страх — тот парализует волю. Сильно испугавшийся человек не способен защищаться. Но о какой защите тут могла быть речь? Я с голой попкой бежал, пыля по сельской улице, а шагающий сзади отец повжикивал прутиком и иногда достигал цели.

Однако наказание ничему меня не научило. Я продолжал охотиться на просторах Вонючего болота. Правда, теперь я то и дело поглядывал на дорогу возле мостика, не появится ли папа с прутиком.

И еще — я теперь отмывал ноги от ила и на всегдашний недоуменный вопрос мамы, почему от меня болотом попахивает, я, как заправский опытный лгун, отвечал честным голосишком, что, мол, вспотел… И всегда при этом испытывал непонятное мне тогда тягостное чувство.

Повторялось такое изо дня в день, и, усиленное страхом наказания, оно отчетливо запомнилось, это тягостное чувство вины солгавшего человека. Я всегда потом безошибочно догадывался, когда лгали мне. Всегда при этом знал, что испытывает сейчас этот несчастный человек, и, стыдясь за него, даже… сочувствовал ему.

ОБИДА

ам, в деревне, я первый раз в жизни, не на картинке, увидел корову. Стоит жует, скучная… И овец увидел. Кудрявые, все в репьях, дурные какие-то, шарахаются туда-сюда по двору.

И впервые я тогда увидел поросят. Большая страшноватая свинья Хавронья лежит на солнышке и хрюкает. А поросята тыкают ей круглыми носиками в живот и сладко почмокивают от удовольствия.

Но больше всех на свете мне понравился конь Араб. Он мне так понравился, что ни рассказать, ни забыть нельзя. Араб сам подошел, понюхал мою голову, а потом вдруг взял у меня из руки хлеб с маслом и съел.