Я назвала адрес и, бросив трубку, вихрем понеслась в ванную. Нужно было успеть принять душ, подкраситься и одеть что-нибудь домашнее, но соблазнительное. Я выбрала черный шелковый халатик, под которым ничего не было, кроме меня самой. Едва я успела переодеться, как в дверь позвонили. Он бросился ко мне с порога, крепко целуя и обнимая. «Как же я соскучился, милая моя», — услышала я нетерпеливый шепот. Я собрала остатки гордости и отодвинулась:
— Где ты был? Почему не звонил всю неделю?
— Я был очень далеко, там нет телефона.
— Дешевая отмазка, — я сделала еще шаг назад.
Мы прошли в комнату. Он сел рядом со мной на диван и взял меня за руку.
— Не дуйся, тебе не идет. Ты же знаешь, какой у меня бизнес — частые поездки необходимы.
Он привлек меня к себе.
— Давай ты не будешь задавать мне вопросов, я этого не люблю.
— А я не люблю, когда со мной так обращаются, — я встала и отошла к окну. — Ты бы мог позвонить мне и сказать, что уезжаешь, тогда я бы не сидела у телефона и не ждала.
«Зачем же я призналась, вот дура», — ругнула я себя. Все, абсолютно все с этим человеком выходило у меня из-под контроля.
— Ты ждала моего звонка? — он подошел ко мне и нежно обнял. — Прости, я не хотел тебя обидеть. — его руки гладили меня по волосам как маленькую. — Кстати, а почему ты убежала тогда, утром?
— Хотела прийти в себя.
— А что, все было так плохо?
— Нет, тогда было хорошо, а вот потом, когда ты не звонил, было плохо.
— Ну, прости, прости. Давай ты не будешь на меня обижаться, я такой человек, к сожалению. Ты простишь меня?
Вместо ответа я обняла его. Он легко поднял меня на руки и бережно опустил на диван.
Глава 30
Наши встречи были редкими и всегда неожиданными. Он звонил мне, и я летела к нему по первому зову. Мы проводили вечер в каком-нибудь ресторане, а потом он отвозил меня домой, и, поцеловав, оставлял одну, ссылаясь на дела, или он приезжал ко мне, проводил со мной несколько часов, а потом уезжал. А иногда было еще хуже, он говорил, что приедет, и не приезжал, или приезжал поздно ночью, когда я, измотанная ожиданием, засыпала на диване. Я так хотела быть рядом с ним, что научилась не задавать вопросов. Я приняла его правила игры, сдавшись без боя в самом начале. Конечно, все это не лучшим образом отражалось на мне, я похудела, постоянно не высыпалась, и часто грустила. Я чувствовала, что все идет неправильно, но не могла найти в себе силы изменить это. Андрей несколько раз озабоченно спрашивал, что со мной, но я отмалчивалась. Я должна была разобраться сама в наших отношениях. Рано или поздно, я смогу разорвать этот порочный круг. Но проходили дни и недели, и сама мысль, что я могу потерять его, казалась мне невыносимой. «Ладно, пусть пока так, — решила я в конце концов — Но я не позволю этому чувству взять надо мной верх». Я заставила себя вернуться к работе и учебе. А по вечерам, когда упорно молчавший телефон донимал меня сильнее обычного, я выходила в парк, рядом с домом, и бегала до полного изнеможения, это помогало мне заснуть и отвлечься. Ну и, конечно, выздоровление мамы радовало меня все больше и больше. С каждым днем ей становилось лучше. В ее больших карих глазах все чаще появлялся интерес к жизни. Я купила ей плеер и ее любимые альбомы концертов, она слушала их и читала книги. Мне удалось договориться, чтобы она осталась в одноместной палате, так что ее контакт с больными был сведен к минимуму. Так шаг за шагом, мы вместе шли к выздоровлению, и уже недалек был срок ее выписки. А однажды между нами состоялся очень интересный разговор. В этот день я чувствовала себя особенно уставшей, и дело было не в работе, Сергей опять пропал, я ждала его и ничего с этим не могла поделать. В подавленном состоянии я пришла к маме. Она внимательно посмотрела на меня и неожиданно сказала:
— Что-то произошло с тобой, доченька? Я чувствую, что тебе плохо.
Слезы брызнули у меня из глаз, и я рассказала ей все про Сергея. Свой рассказ я закончила фразой, что только теперь я поняла ту боль, которую испытывала она. В общем, мы обе расплакались и обнялись.
— Доченька, постарайся поговорить с ним, — посоветовала мне мама, когда мы обе успокоились. — Я не буду делать никаких выводов, но ты сама чувствуешь — он что-то скрывает от тебя. Как бы ни было больно, надо это выяснить. Между двумя любящими людьми не должно быть тайн. Правда, какая бы она ни была горькая, лучше, чем пребывание в неведении или подозрения. Попробуй вызвать его на откровенный разговор, и если он любит тебя, то вы вместе что-нибудь придумаете.
— Да я… — я замялась, а потом решила договорить, — Я, к сожалению, вообще не уверена, что он воспринимает меня всерьез. Он много раз говорил мне, что я свободна в своих действиях.
— Это плохо, — вздохнула мама.
— Но в то же время, я убеждена, что он любит меня.