Я не бандит

Родион был в шоке. Вот, значит, как все обернулось. В ночь, когда он наводил справки об Аркаше, убили Толика. Ясно, кто постарался. Боксер. Теперь вот грохнули Спелого. Кто же займет место Родиона? Самбист?.. Если он, то на этом кровопролитие не закончится. Будет уничтожаться старая Родионова гвардия. Чтобы Боксер вкупе с Самбистом утвердили полную и безраздельную власть над городом.

Прогнозы Родиона сбывались...

– Вообще, в городе, говорят, не все спокойно, – продолжал бухтеть Петрович. – Да что там говорят, по тебе вижу... Да нет, не киллер ты. Но в тебя же стреляли.

– Стреляли. Козлы какие-то, отморозки. С кем-то, видать, перепутали...

– Ага, перепутали, – с сомнением скривился мужик. – Ну да, перепутали... Слушай, мне пора. Завтра утром я к тебе снова приду.

– Приходи, – кивнул Родион. – Буду ждать...

Только никого ждать он не собирался. Не понравилось ему поведение Петровича. Не получил тот исчерпывающих ответов на свои вопросы. Как бы не пошел к ментам их искать.

Родион собрался уходить. Но еще не знал куда. В тот дом, где он отлеживался после первого ранения, идти опасно. Как бы кто не проведал о его хижине. Куда же тогда идти?..

У него еще раньше была мысль дать знать о себе Кире. Но как это сделать, если при ней постоянно охрана? Перед телохранителем Родион светиться не хотел... К матери можно было бы податься. А если кто-то из сильных мира сего сомневался в его смерти? Что, если дом в Рябиновке под наблюдением?

Но ведь сколько времени прошло. Телохранитель, может, при жене остался. А вот дом Алексея Яковлевича с наблюдения, должно быть, снят...

Все, хватит отлеживаться в этой берлоге. Рана все еще мешает. Но ходить Родион может. И этого достаточно, чтобы свалить отсюда...

* * *

Собака неслась к нему черной тенью. Тихо, без рычания. Еще мгновение, и ротвейлер вцепится ему в глотку. Тогда труба... Как же Родион мог забыть о Черныше, которого Алексей Яковлевич спускал с цепи на ночь?

Но Черныш не вцепился ему в глотку. В самый последний момент взял в сторону, пронесся мимо него, на ходу развернулся мордой к нему. Оскалил зубы, тихо зарычал. Но это уже не страшно. Пес признал Родиона, вспомнил его запах.

Да и как его не вспомнить, если запах от него бьет ключом. Даже не запах, а вонь. Шутка ли, сколько времени не менял белье. И от раны гнилью несет. Вон, даже у Черныша нос от чересчур резких запахов зачесался. Как бы нюх у него не пропал...

В Рябиновку Родион добрался к утру. Тяжело было идти, больно. Но он крепился, терпел. Во двор дома, где жила мать, попал через забор. Ничего, получилось. Вот и с собакой сладил. Хотя еще и не совсем.

– Черныш! Черныш! – ласково позвал он.

Протянул псу руку. Тот угрожающе зарычал. И даже гавкнул. Родион сделал движение к дому. И чуть не поплатился за это. Ротвейлер крепко вцепился зубами в штанину. Час от часу не легче...

– Фу, Черныш, фу! – послышался голос Алексея Яковлевича.

А вот и он сам. Стоит в дверях дома, в руках охотничье ружье.

Собака отпустила Родиона, отступила. Из пасти вырывался тихий звериный рык.

– Руки подними! – приказал Алексей Яковлевич. – Спиной ко мне!..

– Яковлевич, это ж я... – воззвал к нему Родион.

– Кто я?.. Руки, говорю, подними... Спиной ко мне...

– Ты что, не видишь, призрак я. Привидение!

– Сейчас пальну из обоих стволов, и призраком станешь, и привидением... Родион, ты?!

– Он самый... Тихо, мать разбудишь...

– Ты откуда?

– С того света. В рай за грехи не пустили, в ад тоже не попал – черти на переучет закрылись... Эй, ты только не думай, что я призрак. Смотри, не пальни ненароком...

– Не пальну. – Алексей Яковлевич опустил стволы.

Даже в темноте была видна бледность на его лице. Если лоб потрогать, наверняка рука мокрой от испарины станет. Непривычное это дело, лицом к лицу с покойником сталкиваться.

Где-то у соседей закричал петух.

– Вот видишь, петухи запели. А я не исчезаю... Живой я. Ну чего встал, Яковлевич? Иди к матушке. Подготовь ее. Скажи, что я слегка живой...

Уже через пять минут Родион барахтался в объятиях матери.

– А я знала, что ты не погиб, – говорила она.

Знала она, догадывалась. Может быть. Но слезы радости все равно ручьями катятся по щекам.

– Плохо мне, мама. На ногах еле держусь, отпусти...

Мама его отпустила. А потом опустила. В горячую ванну. Вода была настолько грязная, что ее пришлось менять. Но этим занимался Алексей Яковлевич. У Родиона не было сил даже вытащить заглушку из ванны.

Ранами занялась мама. Обработала и перевязала едва затянувшуюся пробоину на боку. С заживающей раной на ноге проблем было меньше. Но и с ней пришлось повозиться.

– Врача бы тебе надо, – после охов и ахов сказала она.

– Не надо. На мне как на собаке заживает.

– Бедный ты мой. Сколько ж тебе пришлось вытерпеть.

Бывает и хуже, подумал Родион. Хотя ему казалось, что сказал вслух. Чистый, распаренный, со стерильными бинтами на обработанных ранах, он утопал в тепле и уюте. Усталость и боль отступили. Хотелось спать.

– Не по той дорожке ты пошел, сынок. Не по той... – причитала мама. – Сворачивать тебе надо, сынок. Сворачивать, пока не поздно...