Потому что едва она поставила у порога продуктовую сумку с потрескавшимися карманами и, сказав в пустоту коридора: Привет, это - я!.. - начала сдирать с себя тесный плащ, по обыкновению выворачивающийся наизнанку, как из двери ближайшей комнаты, фактически у нее за спиной, совершенно бесшумно возникло видение осторожного Франца и, обеими руками сжимая поднятый вверх пистолет, крутанулось - готовое опоясать себя грохотом частых выстрелов.
Все оно было, как опасная, взведенная до отказа пружина.
Ивонна попятилась.
- Будь ты проклят! - в сердцах сказала она. - Сколько раз я тебя просила: не выскакивай на меня, как припадочный!.. Позабыл, что имеешь дело не с уголовниками? Фу ты, как напугал, сердце теперь заходится...
Она сделала судорожный глубокий вздох.
А вдруг замерший Франц не сводил с нее глаз, тронутых легким безумием.
- Ты одна? - не опуская сжатый в руках пистолет, шепотом спросил он. - По дороге сюда проверялась? Хвоста за тобой не было? Ты смотри: ведь одной ниточкой связаны. Если что, так и - загремим по Квадратному дому...
Он, казалось, к чему-то прислушивается.
Не отвечая ему, Ивонна взяла тяжелую сумку и прошагала на кухню. А там, открыв холодильник, перегрузила в него сыр и пакет молока, и - с пристуком, на клеенку стола - раздраженно выбросила банки рыбных консервов.
- Вот тебе, лопай! - сказала она. - Хлеба сегодня не завезли, я взяла четыре батона. И не трогай, пожалуйста, ничего в холодильнике: то, что - там, извини, террористам не предназначено...
Она вдруг нахмурилась и, снова дернув за полукруглую ручку, неприязненным взглядом окинула распахнувшиеся перед ней пластмассовые отделения.
После чего - ударила кулаком по ладони.
- Ну так и есть! Опять творог слопал!.. Ну, урод прибабахнутый, ну что мне с тобой делать?..
Она захлопнула дверцу.
Тогда Франц, наконец, опустил пистолет и засунул его прямо за пояс потертых джинсов. А потом посмотрел на консервы и глаза его оживленно блеснули.
- Ладно, подумаешь там, творог! - беспечно сказал он. Я тебе этого творога накуплю, знаешь, целую ванну. Можешь им натираться или скормить собакам: подожди еще пару дней, все наладится!..
- Что наладится-то? - с тоской спросила Ивонна.
- А то, что через месяц у нас - День прощения. Вот казнят очередного смутьяна, тогда заживем, как люди... Понятно?..
Говоря это, он одновременно совершал множество мелких движений: вытащил из буфета консервный нож со сколотой рукояткой, вскрыл две банки, из которых десятками мутных глаз посмотрели на свет печальные рыбьи тушки, с грохотом извлек вилку из ящика, а сам ящик задвинул обратно - так, что чокнулась и зазвенела стоящая в буфете посуда, оторвал от батона здоровую, почти в половину горбушку, дохнувшую хлебом, заурчал, наклонился, оскалился - и, запихав вилкой в рот чуть ли не все содержимое одной из банок, мерно двигая челюстями и поматывая головой от усилий, неразборчиво объяснил - сглатывая после каждого предложения:
- Тебе тут звонили... Раза четыре, наверное... Я, конечно, не подходил, чтобы не засветиться... Но вполне могли интересоваться и мной... Я тут жду со дня на день некоторых известий... Так что, ты не отлучайся пока - возьмешь трубочку...
Соус капнул ему на рубашку и он вытер его указательным пальцем. А сам палец затем обсосал и опять-таки вытер, но только уже о джинсы.
Лоб его морщился, как будто помогая жеванию.
Ивонна спросила:
- А казармы на Малой Жестянщиков - это твоя работа?
Спрашивать, конечно, не следовало, но Франц - махнул вилкой:
- Ерунда!.. Достали термитную бомбу, надо было как-то использовать, чтоб не протухла... Глупости это все... Чепухой мы больше заниматься не будем...
- А чем будете?
- Ну... зачем тебе это знать?.. Чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь...
Он засмеялся.
И вдруг, остановившись на половине движения, посмотрел сквозь нее - так, как будто увидел нечто поражающее воображение.
Черные зрачки у него резко сузились.
- Есть одно дело... Сделаем его, и тогда уже можно будет подумать... Только бы не сорвалось из-за какого-нибудь пустяка... А вообще - занимайся своими проблемами, не забивай себе голову...
Он полез вилкой во вторую консервную банку.
Тушки зашевелились.
Ивонна хотела сказать, что она и рада была бы не забивать себе голову, но приходится, если - являются, и живут, если прячутся, как грабители, и ставят семью под удар и, к тому же, чуть что, - трясут перед лицом пистолетом, но едва она успела произнести первую ядовитую фразу, как зазвонил телефон.
И консервная банка задребезжала по полу.
Потому что Франц резко прыгнул - как будто его ударило током.
Вид у него опять стал безумный.
Впрочем, он тут же опомнился и зрачком уже выхваченного из-за пояса пистолета, зашипев, показал побледневшей Ивонне - что, мол, подойди.
Ивонна, точно во сне, подняла пластмассовую теплую трубку.
Судя по реакции Франца, она готова была услышать что-то ужасное, что-то этакое, требующее немедленных действий, но отчетливый женский голос довольно-таки спокойно попросил господина де Мэя и добавил, по-видимому, не забывая о вежливости:
- Передайте ему, что это говорит Птица.